По большому льду. Северный полюс - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Эдвин Пири cтр.№ 108

Палатки эти особые, из легкого брезента, с пришитым к стенам полом. К палатке пришит своеобразный рукав с круглым входным отверстием такого диаметра, чтобы в него смог пройти человек. По краю этого отверстия пропущен шнур, который затягивается и таким образом делает такое жилище совершенно непроницаемым для снега, в отличие от обычной палатки, в которую во время пурги моментально наносит горы снега.

Палатка имеет пирамидальную форму, с шестом посередине, ее края растягивают и удерживают в этом положении полозьями нарт или лыжами, которые используют вместо распорок. Люди спят на полу в одежде, подстелив шкуры мускусных быков и укрывшись легкими оленьими шкурами. Я, по крайней мере, не пользовался спальным мешком со времен полярной экспедиции 1891–1892 гг.

Кухней во время наших санных походов служит простой деревянный ящик, в который ставятся две керосинки со сдвоенными горелками и четырехдюймовыми фитилями. Кастрюлями служат нижние части двух пятигаллонных банок из-под керосина, снабженные крышками. Когда кухню упаковывают, эти импровизированные кастрюли переворачивают вверх дном и накрывают ими керосинки, а сам ящик закрывают крышкой на петлях. По прибытии в лагерь, кухню устанавливают внутри палатки или иглу, причем крышку ящика поднимают таким образом, чтобы она отражала тепло от пламени горелок и предохраняла стены иглу от таяния, стены палатки от загорания. Откидывающуюся на петлях переднюю часть ящика опускают и используют в качестве стола. Обе кастрюли наполняются колотым льдом и ставятся на керосинку; когда лед растопится, в одной кастрюле варят чай, а в другой – разогревают бобы или мясо, если, конечно, они есть.

У каждого участника экспедиции есть чайная кружка емкостью в четверть галлона и охотничий нож, выполняющий разнообразные функции. Такие изыски, как вилка, не практикуются, в то время как одной чайной ложки вполне достаточно на четверых. Во время трапезы едят ножами – каждый просто опускает в кастрюлю нож и выуживает оттуда кусочек мяса.

В полевых условиях мною практикуется двухразовое питание – утром и поздно вечером. Когда дни становятся короче, пищу принимают до рассвета и после наступления темноты, полностью посвящая светлую часть дня работе. Иногда приходится двигаться без перерыва на еду 24 часа подряд.

Партия, которая отправилась к мысу Ричардсон, вернулась вечером 19-го и была снова отправлена 21-го; 19 эскимосам на 22 нартах вменено было в обязанность переправить 6600 фунтов пеммикана для собак в залив Портер. Макмиллан, который все еще был болен, пропустил эти тренировочные походы, но был уверен, что сумеет воспользоваться опытом других, как только состояние здоровья позволит ему в них участвовать. 24-го сентября вернулась третья партия, на этот раз с добычей: они принесли мясо и шкуры четырнадцати оленей.

28-го судно покинуло достаточно много народу: Хэнсон с Ута, Алета и Инигито отправились на охоту на северный, а Марвин с Пудлуна, Сиглу и Арко – на восточный и южный берега озера Хейзен; три группы: Бартлетт с Паникпа, Инигито и Укеа; д-р Гудселл с Инигито, Кешунгва и Кьюта; и Боруп с Карко, Тоутингва и Акатингва отправились прямо к мысу Колумбия.

Я с самого начала планировал бО́льшую часть охотничьего промысла и других полевых работ препоручить более молодым участникам экспедиции. Двадцать лет полярного опыта притупили у меня остроту восприятия многих вещей, и только охота на белых медведей еще могла меня взволновать. Молодые же участники экспедиции жаждали деятельности, а меня весной ожидало большое количество работы на борту, к тому же я хотел поднакопить сил для главного решающего прорыва.

У нас не было систематических физических тренировок, потому что я не вижу в них особенного смысла. Мое тело до сих пор всегда было способно подчиниться воле, какие бы требования я к нему ни предъявлял, а моя зимняя работа заключалась, главным образом, в налаживании оборудования и расчете соотношения между фунтами провианта и милями расстояния. Ведь именно нехватка еды вынудила меня повернуть назад от точки 87°6'. Имя дракона, охраняющего сокровища Арктики – Голод, а не Холод.

Однажды я все-таки позволил себе нарушить монотонное течение жизни мореплавателя, отправившись в октябре в поездку к заливу Маркем. Еще в апреле 1902 года, когда я увидел открывающиеся за мысом Хекла неисследованные глубины этого великого фьорда, у меня возникло непреодолимое желание проникнуть туда. В предыдущей экспедиции я дважды пытался это сделать, но мне это не удалось – отчасти из-за плохой погоды, отчасти из-за того, что я стремился вернуться к «Рузвельту», так как оставил его в опасной ситуации. Но теперь «Рузвельт» был в безопасности, и хотя солнце уже ходило довольно низко над горизонтом и скоро должна была наступить полярная ночь, я все же решился отправиться в путешествие.

1-го октября в компании трех эскимосов, Эгингва, Ублуя и Кулатуна, с тремя упряжками по 10 собак каждая и запасом еды всего на две недели, я покинул судно. По проложенному для нас предыдущими партиями следу, почти без груза, мы просто летели и, преодолев 35 миль пути всего за несколько часов, добрались до залива Портер, где и разбили наш первый лагерь.

Здесь мы нашли двух эскимосов, Онвагипсу и Вешаркупси, которые были отправлены сюда два дня назад. Онвагипсу вернулся на судно, а Вешаркупси мы взяли с собой, чтобы он помог нам доставить провизию в Сейл-Харбор, куда мы планировали попасть в марте, а оттуда вернулся на «Рузвельт».

Ночь в заливе Портер мы провели в палатке, которую установила первая из наших осенних партий; это была брезентовая палатка с полом, какие я уже описывал. Ночь выдалась не особенно холодной, и мы крепко уснули после дружеского ужина. Бобы и чай! После целого дня, проведенного под открытым небом Земли Гранта, этот ужин показался нам лукулловым пиром.

Великолепно выспавшись после сытного ужина, мы с утра отправились в путь, прошли по льду до конца залива Портер, затем, повернув в сторону суши, пересекли перешеек шириной около пяти миль, разделяющий залив Портер и бухту Джеймс-Росс. Каждый фут этого маршрута был мне знаком, воскрешая в памяти впечатления прошлых лет. Дойдя до противоположной стороны перешейка, мы снова спустились на лед и рысцой рванули вдоль западного берега. Собаки, хорошо отдохнувшие и досыта накормленные, резво бежали, бодро помахивая хвостами и держа уши торчком. Погода была хорошая и от солнца, которое стояло теперь низко над горизонтом, падали на лед длинные, фантастические тени людей и собак.

Вдруг зоркие глаза Эгингва различили на склоне горы слева движущееся пятнышко. Он воскликнул: «Тукту!», и наша группа застыла на месте. Я знал, что погоня за самцом оленя – дело утомительное и небыстрое, поэтому не пытался преследовать его сам, а распорядился, чтобы два моих доблестных рыцаря, Эгингва и Ублуя, вооружившись винчестерами нужного калибра, отправились за охоту. По первому моему слову они, припадая к земле, уже мчались во весь опор с азартом охотничьих псов, спущенных с поводка. Они взяли такое направление, чтобы выскочить перед оленем чуть дальше за склоном горы.