Человек, который видел сквозь лица - читать онлайн книгу. Автор: Эрик-Эмманюэль Шмитт cтр.№ 53

– А в полиции?

Она кусает губы:

– Да у них тот же круг знакомств, что у меня, если не хуже. И потом, при нашей профессии люди не могут быть ангелами. Ты только представь себе Терлетти в роли кристалла! – Фыркнув, она продолжает: – Комиссар Терлетти, переставший быть комиссаром Терлетти, дабы превратиться в посредника между человеком и Богом? Нет, это просто немыслимо! Терлетти не способен подавить свою натуру, отрешиться от самого себя, слишком уж он приземленный, слишком давно вошел в образ полицейского, слишком мужествен и волосат… Такая густая шерсть на теле – это признак не банальной настойчивости, а несокрушимого упорства.

Издали доносится возглас Мешена, подхваченный и раздробленный эхом:

– Ой, извините, мадам, извините меня!

Мы выглядываем из каморки: что там произошло? Неуклюжий Мешен в своем репертуаре: он уронил папки прямо на молящуюся старуху.

– А как насчет Мешена? – спрашиваю я.

– Что – насчет Мешена?

– Мешен в роли кристалла.

– Ох, этот недотепа…

И она щелкает пальцами.

– Конечно, у него есть одно достоинство – он пустоголовый, так что резонанс будет шикарный, ведь для звучности нужна именно пустота, – но он не отвечает другим твоим критериям. Мешен может быть только Мешеном, и больше никем. Он не способен воспарить…

Повысив голос, она окликает своего секретаря и спрашивает его с самым невинным видом:

– Мешен, вы ведь можете быть только Мешеном, не правда ли?

– Только… кем, госпожа следователь?

– Мешеном!

– Но… разумеется, госпожа следователь.

– И вы являетесь Мешеном с первого дня жизни?

– Очевидно, госпожа следователь.

Для ответа он наклонился к ней и, конечно, тут же снова выронил свои папки. Листы бумаги разлетелись по всей каморке, и он, ползая на коленях, пытается их собрать.

Пуатрено выносит приговор:

– Нет, только не Мешен.

Она встает, отряхивает одежду и говорит:

– Ладно, возвращаю тебя твоему мерзкому Пегару.

Я тоже поднимаюсь со стула.

– Почему вы все время зовете его мерзким Пегаром?

– Странный вопрос… Разве его фамилия не Пегар?

– Пегар.

– Ну, значит, я не ошиблась.

Склонив голову набок, она впивается в меня глазами:

– Я ненавижу один изъян, Огюстен, этот изъян – неточность. Так вот, уточняю: мерзкий Пегар заслужил титул чемпиона мира среди мерзавцев.

– Да неужели?

– Только не притворяйся удивленным! Он хорошо с тобой обращается?

– Нет.

– Он относится к тебе с уважением?

– Нет.

– Уделяет тебе внимание?

– Нет. Когда я ему нужен, он меня использует, этим и ограничивается его внимание. Однако я не нахожу в его отношении ничего странного или исключительного. Так ведут себя многие люди.

– Вопрос только в дозировке, мой мальчик. Характер, как лекарство, в зависимости от дозировки либо исцеляет, либо убивает. Так вот, я считаю, что его характер губит все живое.

Мне вспоминается девочка в клетчатом платьице, которая всюду ходит за ним.

– Вы имеете в виду его дочь?

– Сначала его жену. Она впала в депрессию сразу после выхода из роддома. И я не сомневаюсь, что эта депрессия объяснялась главным образом вполне здравой мыслью: она вдруг поняла, что родила ребенка Пегару и обречена растить его в обществе Пегара, а это сильно умаляет радость материнства. К сожалению, эта женщина, урожденная Де Вуттерс, получила католическое воспитание. Отсюда вывод: она так устыдилась этих своих сожалений о браке с Пегаром, что к депрессии добавился еще и комплекс вины.

Пуатрено ежится и делает паузу, ей неприятны эти воспоминания, близкие к сплетне. Потом продолжает:

– Их всех спас бы развод. Пегар мог согласиться, когда она впервые предложила ему расстаться. Но он ответил: «Пегары не разводятся! И Де Вуттерсы тоже, насколько мне известно!» Это так подточило ее силы, что через два года после рождения Офелии она умерла от рака.

– Офелии? Значит, девочку звали Офелия?

– Ужасная мысль – назвать так ребенка!

– Ну почему же, очаровательное имя.

– Больше чем имя, это – судьба.

– Не понял?

– Судьба отверженной девочки, которая в конце концов утонула.

И она вдруг понижает голос до шепота:

– Малышка утонула в бассейне их усадьбы. Скорее всего, причиной стал обморок от переохлаждения. Слуга обнаружил ее на дне много часов спустя. В тот день ее отец не работал дома. Но в любом случае он совсем ею не занимался, она была предоставлена самой себе: из скупости Пегар не нанял гувернантку или няньку, хотя бы приходящую. Если он обедал дома, Офелия подъедала за ним остатки и отправлялась спать, как только он ей приказывал. И никогда ни проблеска нежности к своему ребенку, никаких игр, никаких бесед, ничего! Отцовские обязанности… они его интересовали не больше, чем супружеские. Наверно, он женился и занимался любовью по чистому недоразумению. Или из приличия, раз уж так принято в обществе…

– Разве смерть дочери его не опечалила?

– Его-то?! Ну, на похоронах он, конечно, изображал безутешного отца, зато потом, избавившись от семейных тягот и став свободным, занялся работой еще энергичнее, чем прежде. Теперь у него только одна страсть – его дела.

– И все-таки ему не хватает дочери, раз он с ней не расстается. Она ведь повсюду его сопровождает. Это «его мертвая». Я часто вижу ее.

– Да, ты мне говорил. И я об этом много думала. Удивительный факт! Неужели мерзкий Пегар не так примитивен, не так груб и не так бесчеловечен, каким я его представляла?

– И у него есть душа.

– Может, и есть, только она ему редко служит.

Вернувшись в редакцию, я довожу до ума интервью со Шмиттом. Сегодняшние события, видимо, помешали ему приехать, но завтра это пиршество духа уж точно мне обеспечено.

Умм Кульсум сует мне листок бумаги:

– Сообщение тебе!

Я поднимаю голову и узнаю почерк Шмитта.

– Спасибо, Умм Кульсум.

В ее глазах вспыхивает довольный огонек, но она тут же перечеркивает важность своей миссии скромным и вместе с тем величественным взмахом руки. Сегодня она вырядилась в платье с пестрым набивным рисунком – это «джунгли», где тигры, обезьяны и змеи соперничают в ловкости среди лиан, деревьев и гигантских кустов. Интересно, где люди покупают такие наряды?

Мой взгляд, направленный на этот кошмар, она расценивает как комплимент, улыбается мне и отходит, крайне довольная, напевая и плавно покачивая бедрами, словно в танце. Нынче она кажется особенно влюбленной в саму себя.