Путешествие на берег Маклая - читать онлайн книгу. Автор: Николай Миклухо-Маклай cтр.№ 27

В одной барле я нашел, наконец, то, чего искал уже давно, а именно – несколько фигур, вырезанных из дерева; самая большая из них (более 2 м) стояла посередине барлы около нар, другая (метра полтора) – около входа, третья, как очень ветхая, негодная, валялась на земле. Я расположился рисовать и снял копии со всех трех, разговаривая с туземцами, которые расспрашивали, есть ли такие «телумы» в России и как они там называются.

В одной барле, укрепленное довольно высоко, так что я не мог его рассмотреть, висело бревно, вырезанное в виде ряда человекоподобных фигур. Эта барла была такая же, как и другие, и не представляла, кроме телумов, ничего особенного, что бы давало право считать эту постройку за храм, как были описаны аналогичные постройки в Дорэ и в бухте Гумбольда на Новой Гвинее разными путешественниками.

Мне захотелось приобрести один из виденных телумов. Я вынул нож и показал, что дам их два или три за небольшой телум. Мне сейчас же принесли какой-то обгорелый и сломанный, которого я, однако же, не взял, ожидая, что получу лучший.

Солнце уже было низко, когда я направился к шлюпке, обмениваясь рукопожатиями и провожаемый возгласами «Эме-ме». Когда мы добрались домой и выбрали все подарки из шлюпки, оказалось, что Ульсон очень разочарован поездкой. «Мало дают; кокосы старые, рыба жестка как дерево, бананы зеленые, да и ни одной еще женщины не видали», – ворчал он, отправляясь в кухню доваривать бобы к обеду.

15 января

Ночью была гроза и ветер, юго-западный, порывистый и очень сильный. Лес кругом стонал под его напором; по временам слышался треск падающих деревьев, и я раза два думал, что наша крыша слетит в море. В такие ночи спится особенно хорошо; почти что нет комаров и чувствуется прохлада. Около часа я был разбужен страшным треском и тяжелым падением, после которого что-то посыпалось на нашу крышу. Я выглянул за дверь, но темь была такая, что решительно ничего нельзя было разобрать, почему я снова лег и скоро заснул. Был разбужен, однако, очень рано шумом сильного прибоя.

Было 5 часов. Начинало только что светать, и в полумраке я разглядел, что площадка перед крыльцом была покрыта черной массой, выше человеческого роста; оказалось, что большое дерево было сломано ночью ветром и упало перед самой хижиной. Когда здесь падает дерево, то оно не валится одно, а влечет за собою массу лиан и других паразитных растений, ломает иногда ближайшие деревья или по крайней мере сучья их, опутанные лианами упавшего дерева.

Чтобы пробраться к ручью, надо было топором прочистить себе дорогу через зелень. Весь день прошел в очень пустых, но необходимых работах; у Ульсона была лихорадка, и он не мог подняться. Пришлось поэтому отправиться за водой, разложить костер и сварить чай, потом очистить немного площадку от поломанных ветвей, чтобы свободно ходить около дома.

Записав метеорологические наблюдения и дав лекарство Ульсону, часа на два я освободился и мог приняться за кое-какие анатомические работы. К 10 часам я принужден был, однако, оставить их, вспомнив, что нет дров для приготовления завтрака и обеда. Нарубив достаточно дров, я отправился к ручью вымыть рис, который затем сварил, испек в то же время в золе сладкий картофель. Посла завтрака я прилег отдохнуть, но моя сиеста была прервана приходом нескольких туземцев, которые надоедали мне до 3 часов.

Один из них указал мне на глубоко сидящую шлюпку; она была полна воды вследствие дождя, и нельзя было оставить ее до следующего дня в этом положении, так как ночью мог быть снова дождь, и тогда шлюпка могла затонуть. Нехотя полуразделся, добрался до шлюпки и вычерпал не менее 23½ ведер воды. Занятие это с непривычки очень утомительное. Сбросив мокрое платье, я посмотрел на часы. Было 5 часов.

Пришлось идти снова на кухню и готовить обед; варить бобы я, разумеется, и не подумал, так как на варку их требуется около четырех часов. Сварил поэтому снова рису, приготовил кэрри, испек картофель и сделал чай. Провозился с этой стряпней, которая наводит на меня хандру, до 6 часов. Пообедал, да и то неспокойно: пришлось идти снять сушившееся белье, так как стал накрапывать дождь, приготовить лампу и т. д.

Даже питье чая не обходится без работы; не имею сахару уже несколько месяцев, а один чай не приходится мне по вкусу; я придумал пить его с сахарным тростником. Вооружившись ножом, я откалываю кору тростника, режу его на мелкие пластинки, кусаю их и постепенно высасываю сладкий сок, запивая чаем. Около 8 часов принялся за дневник.

В 9 запишу температуру воздуха, сойду к морю, запишу температуру воды ручья и моря, посмотрю на высоту прилива, замечу направление ветра, занесу все это в журнал и с удовольствием засну. Я описал сегодняшний день, как пример многих других, на тот случай, когда, позабыв подробности своей жизни здесь, буду к досаде своей находить, что мало сделал в научном отношении на Новой Гвинее.

17 января

Вздумал отправиться в Бонгу докончить рисунки телумов и изображений на стене одной барлы. Встретив Туя, который шел ко мне, я предложил ему идти со мною. Он согласился. Когда мы проходили через Горенду, к нам присоединились Бонем и Дигу. Выйдя из леса к морю, мы пошли по отлогому песчаному берегу. Был прилив, и волны набегали на отлогий берег почти что выше линии прилива, где лес образовал густую стену зелени. Не желая замочить обувь, я должен был выбирать моменты, когда волна откатывалась, и перебегать с одного места на другое.

Туземцы очень обрадовались случаю побегать или, может быть, пожелали узнать, могу ли я бегать, и пустились вдогонку. Желая сам сравнить наши силы в этом отношении, я поравнялся с ними, и мы пустились бежать. Туземцы поняли сейчас же, в чем дело, и мало отставали; к моему удивлению, мои ноги оказались крепче, я обогнал всех. Их было человек пять, все они были здоровы, молоды и, кроме пояса, совершенно голы; на мне же, кроме обыкновенного платья, были надеты башмаки и гамаши.

Придя в Бонгу, я направился прямо к барле снимать рисунки, находящиеся на фронтоне ее. Кончив рисунки, я роздал туземцам несколько кусков табаку, который им все более и более нравится, и отправился походить по деревне. Хотя мое присутствие было известно всей деревне, но на этот раз (кажется, первый) женщины не убежали в лес, а только при моем приближении прятались в хижины. Лиц их я не мог разглядеть, фигура же их походит на мужскую. Костюм отличается от костюма мужчин тем, что, вместо пояса, спереди и сзади на них болтаются какие-то толстые фартуки.

Когда я собрался уйти, мне принесли несколько бананов и два куска мяса, вероятно, испеченных на угольях и аккуратно защемленных между расщепленными палочками; один из этих кусков, назначенный для меня, оказался свининой, а другой – собачьим мясом, которое просили передать Ульсону.

Вернувшись домой и почувствовав хороший аппетит, я передал свинину Ульсону, а сам принялся за собачье мясо, оставив ему половину; оно оказалось очень темным, волокнистым, но съедобным. Ульсон сперва ужаснулся, когда я ему предложил собачьего мяса, но кончил тем, что съел и его. Новогвинейская собака, вероятно, не так вкусна, как полинезийская, о чем свидетельствует Кук, находивший собачье мясо лучше свинины.