Путешествие на берег Маклая - читать онлайн книгу. Автор: Николай Миклухо-Маклай cтр.№ 110

Значительная потеря времени сопряжена также с разными необходимыми заботами, как, напр., устройство себе жилья и поиски ежедневного пропитания. Так, в 1872 г., во время первого моего пребывания на берегу Маклая, мой ежедневный стол зависел, главным образом, от охоты, и мне нередко приходилось голодать, если охота была неудачной.

Потом еще препятствие – болезни. Не говоря уже о частых припадках лихорадки, которым я подвергался на Новой Гвинее и которые оставляли по себе большую слабость, очень мешавшую занятиям, мне пришлось пролежать около месяца в госпитале в Амбоине, когда к перемежающейся лихорадке присоединилась еще рожа лица и головы – болезнь, почти эпидемически господствующая на берегу Ковиай на Новой Гвинее.

Целые семь месяцев проболел я в Сингапуре, вернувшись с Новой Гвинеи в 1878 г., вследствие чего вес моего тела с нормального, 147 фунтов, понизился до 93 английских фунтов, и в продолжение этих семи месяцев работать в собственном смысле слова я мог только весьма мало. Наконец, сюда же надо причислить крайнее недоверие туземцев, которое приходится встречать во многих малоизвестных и потому наиболее интересных местностях и которое может быть преодолено только долгим терпением и большою настойчивостью, незнание местного языка и большую трудность изучения его без вспомогательных средств, как, напр., переводчики или лексиконы. В подробном отчете о моих путешествиях найдутся еще многочисленные примеры подобных препятствий.

Выбирая в 1868 г. ту часть земного шара, которой предполагал посвятить свои исследования, я остановился на островах Тихого океана и преимущественно на Новой Гвинее, как острове наименее известном. Остановившись на этом выборе, я постарался предварительно познакомиться со всею литературой об этом острове, имея в виду главным образом цель – найти местность, которая до тех пор, до 1868 г., еще не была посещена белыми.

Такою местностью был северо-восточный берег Новой Гвинеи, около бухты Астролябии. Дэмпир, который был около этого берега и именем которого назван остров Кар-Кар, прошел вдали от берега, не останавливаясь на нем. Дюмон-Дюрвиль, который дал название зал. Астролябии, потеряв у Раротонги оба якоря, также не мог остановиться и прошел восточнее Кар-Кара, определив только два крайние мыса: Дюпере и Риньи.

О моем первом пребывании на Новой Гвинее кое-что уже известно из моих печатных сообщений, так что на подробностях я не буду останавливаться. Но мне кажется, что вам было бы небезынтересно знать, каким образом я успел сойтись с туземцами и заслужить их доверие и уважение, одним словом, каким образом моя задача удалась.

Обдумав совершенно объективно все обстоятельства своего первого пребывания между туземцами и последующего знакомства с ними, я пришел к заключению, что хорошим результатом сношений с дикарями я обязан, главным образом, своей сдержанности и терпению.

Высадившись на берег Маклая, я избрал для постройки хижины мысок, довольно отдаленный от обеих соседних деревень – Горенду и Гумбу; местность эта не принадлежала никому, не была до моего поселения занята никем, таким образом, поселившись вне деревень, отстоявших от места, где находилась моя хижина (называемого, как я узнал впоследствии, Гарагаси) не менее ⅓ или ½ мили, я не навязывал жителям своего постоянного присутствия.

Это оказалось в высшей степени удачным шагом для моего дальнейшего сближения с дикими. Заметив, далее, что мой приход в деревни нарушал обычное течение жизни туземцев, что при моем появлении все женщины с детьми стремглав бросались в кусты, а мужчины брались за оружие, окружали меня и угрожали убить, я постарался найти средство, чтобы не беспокоить их внезапным появлением. Я нашел для этого очень простое средство, которое показывает, каким образом мелочи могут иметь важные последствия.

Открыв, что неожиданность моего появления сильно их беспокоит и им надоедает, я обыкновенно, подходя к деревне, останавливался и резким свистом давал знать о своем приближении для того, чтобы дать женщинам время убраться с детьми в кусты и спрятаться там.

Я скоро заметил, что вследствие этого туземцы, зная, что я не приду неожиданным гостем, стали совершенно иначе относиться к моим визитам и гораздо реже брались за оружие. Таких примеров я мог бы привести очень много.

Тотчас же по прибытии главной моей заботой было изучение языка туземцев – задача, оказавшаяся очень трудною: не раньше четырех или пяти месяцев мне удалось познакомиться с языком настолько, чтобы понимать туземцев и быть в состоянии объяснять им самые необходимые вещи и предлагать им самые элементарные вопросы. Постепенное ознакомление с языком и, если можно так выразиться, моя деликатность в обращении с туземцами, наконец, мало-помалу преодолели их нежелание видеть меня в своей среде и поддерживать со мною сношения.

Сперва они решительно предлагали мне удалиться, показывая на море, – это был их постоянный жест, как бы приглашавший отправиться туда, откуда пришел. Доходило даже до того, что они почти ежедневно, ради потехи, пускали стрелы, которые пролетали очень близко от меня, главным образом, как я полагаю, для того, чтобы испугать меня или посмотреть, как я отнесусь к подобной с их стороны забаве.

При неоднократных таких опытах, которые могли кончиться плохо для меня, я только два раза был слегка оцарапан. Я скоро понял, что моя крайняя беспомощность против сотен, даже тысяч людей была моим главным оружием. Ознакомясь ближе с языком, я стал замечать, что между туземцами существует какое-то особенное мнение касательно моей личности.

Мне удалось, наконец, через несколько месяцев узнать, что среди туземцев возникла мысль о моем сверхъестественном происхождении. Эта мысль возникла, выросла и окрепла среди туземцев не только без всякого с моей стороны участия или содействия, но даже без моего ведома, так как сам я узнал о существовании ее только впоследствии, ближе ознакомившись с местным языком.

Я стал замечать, что в разговорах между собою они часто употребляли весьма странную комбинацию слов: «каарам тамо»; «каарам» означает луна, «тамо» – человек. Сначала я не мог понять значение этого выражения, и, только познакомившись, наконец, с языком папуасов настолько, чтобы спросить у них «что это такое», где находится «каарам тамо», я, к своему крайнему удивлению, узнал, что так они называют меня. Но все-таки весьма ограниченное знание языка не позволило мне задать дальнейшие вопросы, чтобы тотчас же разъяснить, каким образом они пришли к такому странному заключению относительно моего происхождения.

Наконец, уже на четвертом месяце моего знакомства с ними, когда я успел ознакомиться с языком достаточно хорошо, при новых расспросах о происхождении этого выражения я узнал следующее. Спросив однажды одного из туземцев: «Кто тебе сказал, что я каарам тамо?», т. е. человек с луны, я получил ответ: «Да все говорят это». – «Кто же эти все?» – «Да ты спроси их (при этом он указал на подле стоявших): вот тот, тот и тот, все тебя так называют».

Узнав, наконец, кто первый назвал меня таким образом (мне сказали, что это был Бугай, из дер. Горенду), я тотчас же отправился в эту деревню, отыскал Бугая и спросил его: «Почему ты думаешь, что я пришел с луны?» – «Потому что у тебя огонь с луны». Опять явилось затруднение: что они называют «огнем с луны»? Я стал объяснять им, что огонь, который горит в моей хижине или зажигается в ней, совершенно такой же, как и тот, который горит в Горенду, Гумбу и других деревнях.