Плавания капитана флота Федора Литке вокруг света и по Северному Ледовитому океану - читать онлайн книгу. Автор: Федор Литке cтр.№ 84

Langenefs положен точно на той же широте, какая определена нами Сухому Носу, только на 20' восточнее; Hoeck van Nafsouw лежит совершенно в одной долготе с нашим мысом Желания и только на 5' южнее его. Такое разительное сходство определений Баренцева с нашими есть наилучшее доказательство искусства этого славного, но несчастного мореплавателя. В наше время почти ничего не значит определить верно долготу какого-нибудь места. Труды знаменитых мужей всех народов, возведя менее нежели в полвека науку мореплавания в ту степень совершенства, где мы ее ныне видим, доставили нам легкие и верные к тому средства, стоит только уметь употреблять эти средства. Но тогда, когда и для измерения высоты светила не было другого инструмента, кроме астрономического кольца, основанием же долгот могло быть только корабельное счисление, всегда ошибочное; требовалось, конечно, необыкновенное искусство, великая опытность и превосходное соображение для достижения точных выводов.

Означенное сходство как в широте, так еще более в долготе не оставляет никакого сомнения в том, что мыс, принятый нами в прошедшем году за мыс Желания, есть действительно мыс Нассавский, и что, следовательно, первый лежит около 15° далее к востоку. Верность положения западного берега Новой Земли на карте Баренца служит некоторым образом порукой в точности обозначения и северного; по этой причине положен этот последний берег на нашу карту совершенно сходно с картой Баренца. Островки, лежащие по западную сторону мыса Нассавского, которые мы прежде почитали Оранскими, названы теперь островами Баренца, имя которого до сих пор не украшало еще карт Новой Земли.

Но после всего сказанного принятие Баренцева мыса Нассавского за его же мыс Желания может показаться ошибкой слишком грубой, почему и считаю я необходимым объяснить, каким образом она могла произойти. Карта Баренца, на которую я ныне ссылаюсь и которая находится в Блаувом Большом Атласе (о котором я уже много раз имел случай упоминать), в прошлом году была мне неизвестна. Ни при одном из находившихся у меня описаний Баренцева путешествия не было порядочной карты Новой Земли – такой, по крайней мере, которую можно бы было принять к сведению; все они были на весьма малом масштабе, между собой не согласны и очевидно не верны.

Я мог сличать описываемые нами берега с одной только рукописной картой, данной мне из чертежной Государственного Адмиралтейского департамента. На этой карте дальнейший к NO мыс Новой Земли положен был на долготе на 2½° больше той, на какой нашли мы лежащим наш мнимый мыс Желания. Не допуская, чтобы Баренц этот мыс полагал еще на 12° далее к востоку и считая означенную долготу сходной с его определением, приписывал я разность 2½° обыкновенным погрешностям счисления, не находя ее, впрочем, и слишком значительной в такой широте, где градусы параллели содержат менее 14 итальянских миль. И так как, сверх того, на этой карте берег до самой северной оконечности показан продолжающимся к NO, от нее же вдруг заворачивается к S, то, пеленгуя этот мыс на OSO и не видя при весьма чистом горизонте никакого за ним берега, не мог я не утвердиться во мнении, что он действительно есть тот самый, который положен на карте под названием мыса Желания.

Предположение это подтверждалось и другими обстоятельствами: встречей сплошного льда, множеством плавающего леса, которые казались мне несомненными свидетелями соседства Сибирского океана. Наконец, должен я еще упомянуть и о карте промышленников, с которой копия представлена от меня в Государственный Адмиралтейский департамент. Хотя я и не ставлю ее в число морских карт, но так как на ней, так же как и на первой карте, простирается берег до самого северного конца к NO, то и она служила некоторым образом к утверждению меня в ошибочном моем мнении.

Итак, незнание Баренцевой карты и неисправность других были причиной ошибки, по-видимому, грубой. Нельзя при этом случае не заметить, сколь неосновательно и опасно изменять без достаточных причин оригинальные карты мореплавателей. Как бы мореходец мало искусен ни был, но, имея перед глазами берег, им описываемый, имеет он более средств и возможности изобразить верно положение его, нежели самый искусный и ученый географ, блуждающий в бесконечном лабиринте показаний, чаще ложных, нежели справедливых. Всякую перемену в подлинной карте, сделанную не на самом месте, должно почесть искажением, которое последующих мореплавателей может иногда ввести в самые пагубные ошибки.

Четверг 2 августа – пятница 3 августа. Стояла ясная и приятная погода, при тихих ветрах между S и SO. Барометр, однако же, падал, и к вечеру небо стало покрываться тучами, от юга поднялась зыбь, которая в пятом часу утра весьма усилилась. Все это заставляло нас ожидать крепкого ветра. Он дул, невзирая на то, умеренно и весьма непостоянно между SW и О при сырой, неприятной погоде. Лавировка наша была весьма невыгодна.

Суббота 4 августа. Поутру ветер совсем утих. Ближайшее расстояние до берега по счислению было 55 миль; невзирая на то, глубина оказалась только 55–60 сажен. В прошедшем году гораздо ближе к берегу около этих мест находили мы глубину 80 и 90 сажен. Невозможно было предполагать с некоторой вероятностью, чтобы мы приблизились к берегу; скорее можно было думать, что течением отнесло нас к NW, следовательно, прямо прочь от земли, и потому эта малая глубина была для меня загадкой. Она заставила меня почитать осторожность не излишней. Вечером, когда поднялся свежий северный ветер и бриг имел большой ход, приводили мы к ветру всякие два часа и бросали лот. Глубина увеличилась постепенно, и, наконец, на 80 и 100 саженях лот стало проносить, хотя расстояние до берега час от часу становилось менее.

Воскресенье 5 августа. На другой день дул рифмарсельный крепкий ветер. Окруженные непроницаемым мраком, бежали мы к югу по 8 узлов. В полдень определили, хотя и с трудом, свою широту; вскоре потом рассмотрели особенно приметный мыс Лаврова, а наконец и низменность, принадлежащую Сухому Носу. Обойдя последний мыс в четыре часа пополудни, взяли мы курс к устью Маточкина Шара. Ветер нимало не смягчался, но так как мрачность становилась реже, то и продолжали мы путь в надежде, что когда закроемся берегом, то и ветер будет тише, но в шесть часов мрак вдвое сгустился и заставил нас привести к ветру.

Понедельник 6 августа. Мы лавировали короткими галсами, держа с трудом тририфленные марсели, до 10 часов утра. В это время погода стала проясняться, и мы спустились опять к Маточкину Шару. В шесть часов, войдя в устье его, легли к Бараньему мысу, за которым в девять часов положили якорь на глубине 10 сажен; грунт – ил с мелкими камешками.

Вторник 7 августа. В следующий день отрядил я лейтенанта Лаврова на катере для описи пролива, предписав ему держаться северного берега, привязывая к описи южный пеленгами и углами, поскольку этот последний был уже описан штурманом Розмысловым, северный же нет; по достижении же восточного устья осмотреть с гор Карское море, сколько будет можно. На штурмана Ефремова в то же время возложена опись западного устья. Оставшиеся на бриге занялись астрономическими и прочими наблюдениями, для которых избрали мы место на северном берегу пролива.

Берег этот у самой воды низменен и ровен, но в нескольких от нее саженях поднимается утесом вышиной до 10 сажен, потом простирается ровной площадью, покрытой весьма мокрой тундрой, на полверсты, более или менее, до подошвы крутых и остроконечных гор, имеющих высоты от 700 до 800 футов. Во многих местах есть разлоги и овраги, по которым протекают водопадами ручьи, часто закрытые снежными арками, опирающимися с обеих сторон на утесы. Во избежание больших обходов переходили мы иногда через эти арки, хотя и не без большой опасности низринуться вместе с ними в бездну. Горы состоят здесь из сланца, по большей части талькового, с большими кварцевыми прожилами, в которых много серного колчедана, но еще более железной охры. Это вещество находилось везде: нельзя было поднять камня, который не имел бы на себе следов ее; в расселинах встречалась иногда и чистая охра, из чего до́лжно заключать, что в этом месте есть железная руда. Самый берег состоит частью из обломков сланцевых, частью из ила, из сланца же образовавшегося. По осыпям, в тех местах, куда нашла себе путь вода, можно было видеть все степени этого превращения от чистого густого ила до чистого же сланца.