Главный предмет промысла Кольских жителей есть рыба, именно треска и палтус. Ловлей ее они почти совсем не занимаются, но выменивают ее частью у российских же промышленников, к берегам Лапландии выезжающих, но более в норвежских портах Вадсе, Вардгоусе, Гаммерфесте и даже Тросене, куда они имеют право вывозить ежегодно до 2000 четвертей ржаной муки. Привилегия эта всемилостивейше дарована городу Коле, вместе с городами Кемью и Сумой, в вознаграждение за убытки, понесенные их торговлей во время последнего разрыва с Англией. Эти 2000 четвертей разделяются на всех граждан, смотря по состоянию каждого. Чтобы под видом этой привилегии суда других поморских мест и даже этих самых городов, сверх означенного количества, не могли вывозить муки за границу, приняты правительством все меры.
Всякое судно, грузящееся мукой у города Архангельска, получает от особенного комитета при Архангельском гражданском губернаторе билет, в котором обозначается, за границу ли оно везет муку или только на российский Мурманский берег и какое именно количество четвертей. В первом случае идет оно свободно в какой угодно порт Норвегии, но в последнем должно предъявить свой билет которому-нибудь из судов Архангельской и Кольской таможен, из которых одна стоит на все лето в Трех островах, а три или четыре другие разъезжают по заливам между Святым Носом и Кольской губой и надзирают за судами, нагруженными мукой только для российской Лапландии, действительно ли они оставляют тут груз свой и точно ли все взятое в Архангельске количество, и кладут свои свидетельства на билетах.
Коляне, нагрузив ладьи свои, отправляются в Архангельск, где привезенную рыбу променивают на другие потребные им предметы, и в ту же навигацию возвращаются в Колу. Они не опасаются отправляться из Архангельска даже и в октябре месяце. Которые не имеют ладей, пускаются и в открытых шняках, оплывают берега океана и Белого моря, выменивают у жителей семгу, отвозят ее в Архангельск и, наконец, тем же путем возвращаются в Колу.
Между тем как коляне таким образом бывают заняты, жены и дочери их также не остаются праздными. Они ездят в шняках по островам и сбирают морошку. На каждой шняке бывает обыкновенно один только молодой и проворный мужчина и от 12 до 20 женщин. Острова Карелинские, наиболее славящиеся морошкой, лежат милях в пяти к W от устья губы, но колянки ездят и далее в Мотовский залив и даже на Айновские острова, лежащие по западную сторону полуострова Рыбачий, где растет такая морошка, с которой ни вкусом, ни крупностью никакая другая сравниться не может. Айновская морошка сбирается в большинстве для высочайшего двора. Собранную ягоду кладут в анкерки и наливают самой холодной водой, прибавляют к ней стакан или два пенного вина, или только ополаскивая им прежде бочонок. Но морошка бывает вкуснее и сохраняется лучше, если заливать ее отваром спелых ягод, которые, естественно, к сохранению впрок не годятся.
Кольская губа под самым городом столь мелка, что самые малые суда только в полную воду туда могут проходить, а в малую остаются на обсушке. За полверсты от города глубина не более сажени. Река Кола в устье своем имеет в ширину 70 сажен и в верхнем конце города только 40 сажен и тут уже порожиста. Напротив того, Тулома судоходна на расстоянии верст 70, т. е. до самого истока своего из озера Нота. Ширина ее 100 сажен, глубина в устье 5 сажен, по берегам ее, в некотором расстоянии от устья, растет много хорошего соснового леса. Из этого явствует, что Тулома заслуживает несравненно больше внимания, чем Кола, и что справедливее бы было называть и город, и залив по первой из этих рек, чем по последней. Прикладной час в Туломе, по наблюдениям капитана Бабаева в 1766 году, 6 часов, вода поднимается более сажени.
Четверг 1 августа. Начало обратного нашего пути из Колы было довольно неудачно: нашел прегустой туман; гребцы над веслами дремали, как и рулевой над рулем, – все следствие угощения нашего хозяина. Мы несколько раз становились на мель, несколько раз должны были ложиться на дрег
[133] и к 7 часам утра едва с помощью отлива успели отъехать от города 12 верст и остановились на правом берегу напротив устья реки Лавны, чтобы дать собраться с силами нашим людям. Окруженные туманом, подвергались мы два раза странным оптическим обманам. Раз увидели мы на камне огромную черную птицу вышиной не менее аршина; приготовив ружья, стали мы подгребать к ней как можно осторожнее, чтобы не выпустить из рук такой редкости, но эта огромная птица вспорхнула перед самым носом, и мы увидели обыкновенную гагару. В другой раз встревожил нас большой, высунувшийся из воды саженях в 50 перед носом, покрытый травой камень; не успели мы положить руля на борт, как этот камень очутился под штевнем катера: это был пучок морской травы, находившийся от нас вместо 50 только в одной сажени.
Выждав попутное течение, тронулись мы в два часа снова в путь и около 10 часов вечера прибыли благополучно на бриг, где между тем были окончены все дела, остававшиеся недовершенными.
Пятница 2 августа – суббота 3 августа. Приготовились совершенно к отплытию в море, а следующее утро с маловетрием между S и О снялись с якоря, но едва только поравнялись с устьем гавани, как встретили противный от NO ветер и вынуждены были возвратиться на старое место. Но за промедление это были вознаграждены посещением Постникова, ехавшего в Мотовский залив для разбирательства некоторых распрей, происшедших между тамошними лопарями и жителями Финмаркена из-за того, что последние зашли со своими стадами далеко на землю первых. Путешествие свое Постников совершал по лапландскому обычаю в открытой шняке, которую он, однако же, устроил по-своему. На корме сделана была накидка из обручей и парусины, под которой можно было по крайней мере сидеть и лежать спокойно и в укрытии от дождя. Пробыв у нас несколько часов, продолжал Постников свой путь; а в 5 часов снялись и мы с якоря со свежим от SO ветром и в 7 часов были уже вне залива. В 8 часов, определив пункт своего отшествия на широте 69°22' и долготе 0°11' от Екатерининской гавани, легли мы под всеми парусами на NOtO.
Кольский залив, называемый некоторыми совсем несправедливо рекой, принадлежит к тому роду заливов, который англичане называют Inlet или Firth. Северным пределом его можно считать линию, протянутую от мыса Выходной, лежащего по восточную, к острову Торосу, находящемуся по западную сторону устья. Отсюда простирается залив к югу на 8 миль до острова Сальный; потом на SW 5½ миль до мыса Великокаменного, на WSW½W 4 мили до мыса Мишукова, выдающегося от западного берега, и, наконец, на S 9½ миль до города Колы. Ширина его до половины расстояния от устья равна постоянно одной миле, потом мало-помалу уменьшается до полумили. Он окружен высокими и крутыми берегами, которые на расстоянии 20 верст от моря покрыты только мхом, травой и изредка кустарником; далее же вверх березовыми и еловыми рощами.