Отсюда пошли мы к группе Фарройлап, долгота которой требовала проверки и где мне хотелось отобрать сведения о положении острова Фаиса, который я теперь намеревался искать. Мы подошли к Фарройлапу 4 декабря. И здесь встретило нас несколько старых знакомых, но мы тщетно ожидали нашего интересного друга Алаберто: его не было, и, к большому сожалению, не могли мы и другим объяснить, о ком спрашиваем. Алаберто никто не знал, чем подтвердилась прежняя наша догадка, что это не природное его имя. Хотя фарройлапцы приехали к нам по-прежнему с пустыми руками и желудками, но это не препятствовало им веселиться у нас от чистого сердца, и нам, как и всегда, стоило труда упросить их ехать домой.
Разница, найденная в прежнем определении долготы Фарройлапа, делала необходимым осмотр теперь и группы Улеай, на которой основывались долготы других мест этой части Каролинского архипелага; и потому, оставя Фарройлап, легли мы на StW, всю ночь несли все паруса, что теперь в большей части этого архипелага уже не сопряжено с опасностью, и поутру увидели Улеай. Обойдя группу с востока, легли мы против гавани в дрейф. Тапелигар, Аман и все почти старые приятели нас встретили. Аман с лодки своей изо всех сил кричал: «Маулик Улеай!»
[243] Все изъявляли радость нас видеть – истинную или притворную, – старались объяснить нам, как мы хорошо сделали, что, сходив в Россию, опять воротились к ним: «Фрагатта Фарак», «Руссиа», «Фарак Улеай», «Маулик, Маулик» и т. п.
Разумеется, что за такие объяснения каждый ожидал благодарности, хотя сами они все приехали с пустыми руками; была, правда, отправлена лодка за кокосами, но мы ее не дождались. Многие просили теперь сигарок, чего мы прежде здесь не заметили. Вообще нашли мы здесь гораздо больше завистливости и недоброжелательства, чем в других местах; что дашь одному, того, конечно, потребуют и все другие. Воровство только на Улеае и ближайших к нему группах известно было. Теперь покусился один из приятелей украсть топор, который, однако, был вовремя отнят. Не будучи обскурантом, можно, кажется, установить правило, что чем более дикие имеют сношение с просвещенными, тем они делаются хуже. Знакомясь с ними, узнают они роскошь и новые нужды; а за влечением удовлетворить их следует полная свита пороков. И улеайцы в этом смысле скоро могут стать на одинаковой степени просвещения с единоплеменниками своими с островов Паллы (Palaos), если не удержатся своею малочисленностью.
Окончив наблюдения, для которых мы сюда приходили, спешили мы продолжать путь, но приятели наши никак не хотели нас оставить. Тапелигар уверял, что уже слишком далеко от земли и что он утонет, если оставит шлюп. Я его немного смутил вопросом: как он не утонул, ходивши на Фаис, над чем другие от всего сердца стали смеяться, между тем как он старался выпутаться, уверяя, что тогда имел большую лодку. Когда уже все нас оставили, две лодки, как будто нарочно для того, чтобы обнаружить притворство Тапелигара, следовали за нами со смехом и криком почти до тех пор, пока остров скрылся из виду; наконец, прокричав несколько раз «а лиос, капитал!» (a Dios, Capitan) [до свиданья, капитан!], поворотили домой.
Руководствуясь собранными в разных местах сведениями о положении острова Фаис, расположили мы теперь путь свой так, чтобы не миновать его, и на рассвете 8 декабря увидели его именно там, где ожидали. Первая вышедшая к нам лодка была маленькая, с двумя только гребцами; она уцепилась за спущенную ей веревку, но неудачно: опрокинулась и совершенно изломалась. Держась кое-как на ней, гребцы махали поднятыми кверху веслами, давая тем знак другим лодкам, которые, однако, не могли их видеть, и потому мы послали за ними свою шлюпку и привезли к себе и людей и лодку. Между тем подошли к нам 4 или 5 других, больших, лодок, на одну из которых положили изломанную и отправили на берег.
Островитяне охотно всходили на шлюп, и когда мы передали им поклоны от улеайских их знакомцев, то они сделались совершенными нам приятелями. Весьма пристойный и любезный старик, по имени Тимай, отрекомендовался нам одним из двух главных старшин на острове. Большую лодку его при повороте шлюпа повредило; сказав, что его «фрагатта лиос», он очень спокойно отправил ее на берег, приказав другой за собой приехать. Немного спустя половина компании отправилась на оставшейся; и Тимай с дюжиной других расположился у нас на весь день, как дома. Они были очень веселы и пристойны; ели со вкусом, пели и плясали. Между ними был одинулеаец, старшина с острова Улимирая, который с нами особенно подружился, потому что мы пришли с его родины.
Ученые в сопровождении Ратманова съезжали на остров, где провели несколько часов. Они не могли пристать на своей шлюпке, но перебирались на малых островитянских к песчаному берегу на южной стороне острова, где бурун несколько меньше. Остров этот замечателен тем, что – один из всех низменных Каролин – не имеет лагуны, а состоит из мадрепоровых утесов, сажен 15 вышиной, в которые море бьет непосредственно. Он имеет в окружности версты четыре. Якорного места под ним нигде нет.
К вечеру пришла за Тимаем лодка, которая привезла нам довольно много плодов. Прощаясь, Тимай обнадеживал меня визитом на следующее утро; и когда я ему сказал, что мы будем уже далеко, что идем в Могмог, Манилу и Россию, то он просил, чтобы я, по крайней мере, опять «фарак Фаис пипи нган» (приезжай в Фаис смотреть меня). Все его спутники тоже повторили: «Фарак Руссиа, фарак Фаис, пипи тараман Фаис, тараман Руссиа, пипи робут Фаис, маулик тараман Руссиа» (Поезжай в Россию, приезжай в Фаис смотреть людей фаисских, люди русские смотреть жен фаисских, добрые люди русские). В объяснениях этих видно было чистосердечие, да они имели причину быть нами довольными, ибо каждый отправился щедро одаренным.
Пролежав ночь к NW, чтобы выйти на широту островов, открытых испанским мореходом Эгой и виденных в 1823 году английским капитаном Маккензи, спустились мы поутру (9 декабря) на W и скоро увидели два небольшие острова (Эар и Хиелап), соединенные между собой рифом, а за ними и несколько других. Мы намеревались, оставив первые к N, пройти к показавшимся далее островам; но, подойдя к ним мили на полторы, вдруг очень ясно увидели под собой камни. Приведя к ветру на О, мы скоро сошли с банки; удалясь несколько к югу, спустились к западу и пришли на нее вторично; потом таким же образом в третий и, наконец, в четвертый раз, когда находились уже от островков милях в 10 или 11; более удаленные видны были только с салинга; всякий раз находили глубину от 9 до 12 сажен. Удалясь потом еще мили на три к югу, мы после уже не могли встретить банки, которая, следовательно, простирается от упомянутых островов миль на 12 к югу. Подобные банки заметны по перемене над ними цвета воды, если только лежат не прямо против солнца; тогда их совсем рассмотреть нельзя, как и с нами случилось. Всего яснее отличаются они, если смотреть с противоположной солнцу стороны борта: я рассмотрел весьма ясно обозначившееся пятно на дне, когда глубина была еще 35 сажен.