Индия. Записки белого человека - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Володин cтр.№ 27

— И все равно я буду с тобой, — тихо говорит мне Шанти и протягивает руку. Но я отрицательно мотаю головой: мне за нее страшно.

Моя дорогая, моя ненаглядная! Как мало ты знаешь обо мне! Ты считаешь, что я способен что-то решить, на что-то решиться. А я только и могу, что смотреть на тебя влюбленными глазами.

Знала бы ты, как мне страшно, моя радость! Я старше тебя на десять тысяч лет, и мой дом — за десять тысяч километров. Уже и этих двух причин было бы достаточно, чтобы забыть о тебе, отказаться от тебя. Но есть и кое-что еще. Любовь как планка при прыжках в высоту: однажды не взяв ее, начинаешь бояться. С каждым днем страх растет в тебе, как раковая опухоль, и в конце концов ты понимаешь, что мертв, и любовь мертва.

Когда-то я любил женщину через океан. И не смог переступить через разделявшее нас пространство. Потом пришла другая. Она жила рядом, но ей, как и тебе, было двадцать два года. И я не смог забыть о разнице в возрасте. Сейчас надо, чтобы я взял обе эти высоты разом! Я не хочу повторений. Мне кажется, будет лучше, если я уеду.

Мы сидим на скамейке под скульптурной группой, изображающей мчащихся на колеснице Кришну и Арджуну. Здесь две недели назад мы впервые оказались вдвоем. Тогда я рассказывал Шанти о том, как жил в Бостоне, как переехал в Москву. А потом попросил ее почитать что-нибудь из Махабхараты. Случайно или нет, она вспомнила то место, где красавица Драупади выбирает Арджуну себе в мужья. Сейчас мы молчим. Шанти проводит рукой по низкорослым кустам (так женщины гладят мужчин по затылку), и листочки, как звериные пасти, захлопываются, пытаясь поймать ее тонкие темные пальцы.

— Это мимоза. — Девушка словно отвечает на мой немой вопрос и умолкает.

Я тоже трогаю кустарник и говорю:

— А у нас она желтая. Ее покупают в марте, перед Женским днем, и дарят девушкам. Еще холодно, снег, и эти желтые шарики — как объяснение в любви.

Мы стараемся не смотреть друг на друга. Кажется, весь ашрам наблюдает за нами. Две недели наша история развивалась на глазах у трехсот индийцев, и они, должно быть, чувствуют, что сейчас между нами происходит что-то важное.

— Ты не бойся, я не замерзну, — Шанти словно не слышит меня и говорит о своем. — Я уже видела снег в горах. Даже трогала!

— Я не могу взять тебя с собой в Москву. Не могу, понимаешь? — Мой голос кажется чужим, словно это и не я сказал.

— Warum? — Как обычно, когда волнуется, Шанти переходит на немецкий.

— Потому что ты — черная. А в Москве полно сволочи, которая может тебя обидеть. Я буду сходить с ума всякий раз, когда ты пойдешь в магазин, — говорю я и знаю, что лгу.

— Warum?

— Darum. Das ist Moskau.

Ночью, за три дня до отъезда, вновь зажужжал «мобильник». Я читал записку и чувствовал одновременно тоску и облегчение.

«Прости меня. Я все взвесила. Нам нельзя быть вместе, я не смогу видеть, как тебе больно. Мне слишком тяжело с тобой встречаться сейчас. Если можешь, не думай плохо обо мне и не ищи меня — меня здесь нет. Прощай, мой любимый. Твоя Шанти».

Она не смогла уехать ни в тот, ни на следующий день — не отпустили с работы. Несколько раз я видел ее издалека, но не посмел подойти. Шанти сама догнала меня, когда я уже выходил с рюкзаком за ворота ашрама. Лицо ее было бледным. Она была почти такой же белой, как я сам. В ее раскрытой ладони лежал бумажный пакетик. Я развернул его и увидел крошечные золотые сережки, которые так ей шли. На бумажке было написано: «Отдай их той, которую полюбишь после меня». Когда я поднял глаза, она уже была далеко.

Я и сейчас уверен, что есть только один человек, который мог заставить Шанти подчиниться, — ее мать. Шанти слишком любила ее и верила ей, чтобы пойти против материнской воли.

Шанти, милая! Я вернулся в Москву, и Индия понемногу отступает. Вместе с ней отступаешь и ты. Первое время я очень тосковал без тебя, а потом путешествие заглушило воспоминания. Я все еще легко представляю твое лицо и могу вызвать в памяти голос, но ты давно перестала мне сниться. Постепенно я возвращаюсь в обычное состояние — уже способен наблюдать себя со стороны и иронически оценивать свои поступки. Мне кажется, все случилось так, как должно было случиться. Когда-нибудь, я уверен, мы встретимся и посмеемся над тем, как бродили по манговому саду, боясь дотронуться друг до друга. Но знай — и это серьезно! — я всегда буду гордиться тем, что однажды меня любила невероятно красивая и отважная индианка!

От Шанти не было никаких известий четыре месяца, и я привык считать, что наш недолгий роман бесследно канул в Лету, как случается с большинством подобных историй: с годами понимаешь, что отличить любовь от влюбленности можно только тогда, когда все проходит. Но вот на днях среди «спама» я нашел письмо с ее адресом и долго не решался открыть. Вот что она писала:

«Мой дорогой! Поздравь меня, я поступила в аспирантуру в Бостоне. Уезжаю на учебу в марте следующего года. Это была единственная возможность оказаться если не рядом с тобой, то хотя бы в городе, о котором ты мне столько рассказывал.

Я совсем ничего о тебе не знаю. Как ты провел эти месяцы? Вернулся ли домой из Индии или все еще здесь? Теперь я имею право задавать вопросы! Твоя Шанти».

И следом стоял «смайлик».

Блондинка с немецким

Я судорожно рылся в сумке, пытаясь отыскать «мобильник», который надрывно звонил, закопанный среди всякого хлама. Несмотря на вечерний час, за два дня до Рождества «Детский мир» был полон покупателей: несколько раз меня толкнули, я выругался, и наконец проклятый телефон нашелся. Трубка заговорила женским голосом:

— Здрасьте, это Люда. Мне сказали, что вы летите в Индию.

— Лечу… черт побери! — злобно ответил я. Впрочем, тут же добавил: — Это не вам, меня здесь совсем затолкали.