Занимательная медицина. Развитие российского врачевания - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Венгловский cтр.№ 41

Сам же скульптор очень долго присматривался к своей будущей скульптуре, долго изучал фотографии модели, а все не мог никак приступить к их тщательной обработке… Вернее, к самому памятнику…

Нет, он нисколько не был начинающим мастером. Перед этим он долго работал над скульптурой Николая Васильевича Гоголя. Чтобы лучше понять его начинания, он даже нарочито ездил на Украину, в деревню Васильевку, где сам Гоголь когда-то родился, где прошло его детство…

Что же, памятник Гоголю, по отзывам всех современников, получился в какой-то импрессионистической манере. По отзывам тех же его современников – все вышло как-то крайне удачно…

Да, незаметно промчались еще перед этим для скульптора годы его учебы в Московском училище живописи и ваяния, где он занимался под руководством Сергея Михайловича Волнухина. Значительное влияние на него оказал и Павел Петрович Трубецкой, живший преимущественно за границей, но как-то, волею судьбы, оказавшийся снова на родине, ставший даже преподавателем в Московском училище живописи и ваяния…

А еще, перед тем, сам скульптор Николай Андреев, закончил Строгановское промышленное училище… И везде он заслуживал страстное одобрение своими работами…

* * *

И вот, наконец, вице-губернатор сдернул покрывало, накрывавшее памятник. Все так и ахнули: кто еще помнил «святого доктора», перед теми предстал он, – словно живой.

Говорили, что скульптор, опять же, точно угадал и размеры, а главное – его значение образа Федора Петровича Гааза для всей русской культуры. Сразу же в глаза бросалась четкая надпись на памятнике: «Спешите делать добро!»

Получается, доктор Федор Петрович Гааз недаром заслужил себе звание «святого доктора»…

Каждый день, просыпаясь в одно и то же время, именно в шесть часов, отправлялся он на Воробьёвы горы, туда, где была пересыльная тюрьма для всех нищих, осужденных на вечное поселение где-то в глубинах ледяной Сибири.

Все эти люди нуждались в его поддержке.

Ради них он и выстроил особую больницу, предназначенную только для их обслуживания. Именно в ней кого-то он просто гладил по рукаву его видавшего виды, и без того уже сильно заношенного сюртука, скорее всего – даже какой-то хламиды, вроде украинской свитки, кого-то утешал он словами… Зато перед всеми участниками этого горестного, прощального расставания выставлял на стол угощение, пока только был в силах и в достойной славе.

При этом он любил повторять: «Не кормите их сладким, сладким сладкое им всякий подаст, а кормите их чем-то, более… Чем-то чисто материальным… Им надо выдюжить в дальней дороге!»

* * *

При этом надо заметить, что подобного рода памятники стоят везде, где только побывал «святой доктор» Федор Петрович Гааз…

Стоит он и в селе Тишково Пушкинского района, и без того славного своими деревьями… Своим живым древостоем…

Надо заметить, что этот парк заложен был еще прежним его владельцем – сенатором Михаилом Григорьевичем Собакиным, что заложен он в самой излучине, на крутом берегу речки Вязь.

Он родился 13 ноября 1810 года. Родился в большой семье, проживавшей в довольно плотно заселенном районе города Москвы, в так называемых Нижних Сыромятниках ^[69].

В семье он был тринадцатым по счету ребенком. Впрочем, в живых осталось всего лишь шестеро детей. И он, Николай, оказался самым младшим в своей семье…

Отец его, майор Иван Иванович Пирогов, был на ту пору довольно молодым человеком, которому не исполнилось еще даже сорока лет.

А служил он в так называемом провиантском депо, получал вполне сносное содержание, на которое мог содержать всю свою семью.

Сколько ни вспоминал потом совсем еще маленький Коля Пирогов своего стареющего отца, – он всегда представлялся ему в своих неизменно сияющих блеском панталонах, в смазных сапогах, от которых за версту разило почему-то чистейшим дегтем.

Мать же его, Елизавета Ивановна, происходила из старинного рода купцов Новиковых. Она радовала домочадцев своим бодрым, не меру видом, поскольку была в совсем еще молодых летах, гораздо моложе своего собственного мужа ^[70].

И надобно же такому случиться, что его родной брат Дмитрий заболел ветрянкой или же корью, а лечил его довольно уже престарелый врач Ефрем Осипович Мухин, сам уроженец южных губерний Российской империи. И был этот Мухин самым настоящим выходцем из подлинных, из коренных – запорожских казаков. Да и всем своим видом показывал он, что и сейчас, где-то в душе своей, оставался все тем же, по-прежнему казаком, веселым и беззаботным, к тому же – несмотря на свою дебелость – необыкновенно ловким. По всему было видно, что всех его предков называли очень уж просто – какими-то достаточно въедливыми Мухами.

Теперь же, не в меру дородного Мухина, называли Ефремом ^[71] Осиповичем. Это был довольно пожилой уже врач, даже чуть постарше даже самого отца Пирогова, майора Ивана Ивановича. Врач Мухин обстоятельно рассказывал всем своим слушателям о прежнем житье-бытье. Описывал, как воевал еще под Очаковом, когда точилась война русских с турками, о своих встречах с личным доктором светлейшего князя Григория Александровича Потемкина Массотом…

Теперь он носил чин действительного статского советника, то есть, – полного генерала, если приравнять его к прочим военным чинам. А еще числился деканом каких-то загадочных врачебных наук – при одной из московских лечебных управ…