Русская революция в Австралии и "сети шпионажа" - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Артемов cтр.№ 57

Поступали новые задания, все более сложные. Вербовка агентов из числа высокопоставленных представителей правящих кругов и, как уже упоминалось, создание сети нелегалов. «В связи с ухудшением международной ситуации и настоятельной необходимостью своевременно распознавать и предупреждать коварные замыслы врага, – инструктировал центр, – требуется коренным образом реорганизовать всю систему разведывательной работы в Австралии и создать нелегальную сеть, которая могла бы бесперебойно и эффективно работать в любых условиях» ^[395].

Для резидента складывалась неприятная ситуация. Чтобы добиться успехов и улучшить о себе мнение начальства, не хватало профессиональной сноровки. Адекватных помощников не было. Он и сам это понимал и, как потом признался Королевской комиссии, отчаялся добиться перелома в своей деятельности. На слушаниях откровенно рассказывал о своих проблемах, и у австралийцев сложилось о нем, в общем, верное впечатление: как о «простом человеке», из крестьянской среды, который выдвинулся в результате масштабных репрессий и, в конце концов, вынужден был выполнять работу, не соответствовавшую его способностям ^[396]. Его карьера являла собой классический пример «принципа Питера», когда работника повышают до той должности, с которой он уже не справляется, достигнув уровня своей некомпетентности.

Петров сознавал, что он на виду, прикрыться некем и рано или поздно центр предъявит счет. Положение становилось угрожающим. Дополнительным и весьма серьезным фактором, усугублявшим нервозность резидента, стал полный «раздрай» в его отношениях с руководством посольства и частью коллектива, к которому они с Евдокией отнеслись с пренебрежением.

«Кампания против нас в посольстве, сначала развернутая Лифановым, а затем сменившим его Генераловым, довела Володю до отчаяния и изменила всю нашу жизнь», – писала Евдокия Петрова ^[397]. Но возникла эта кампания не на пустом месте и не только потому, что этого, скажем, захотел посол, а рядовые сотрудники приняли в штыки вновь прибывших. Значительная доля вины лежала на Петровых, которым недоставало такта в отношениях с сослуживцами, умения в чем-то уступать, находить компромиссы. А без этого в столь специфических коллективах, какими являются посольские, выстоять практически немыслимо.

Петровы не стали подлаживаться под коллектив, держались слишком независимо. Пусть остальные подлаживаются под них. Они представляли самое могущественное ведомство в Советском Союзе, мидовским не тягаться с ними! Откуда было знать Владимиру и Евдокии, что все скоро изменится и опрометчивость их поведения станет очевидной. Развитие событий ввергнет резидента в состояние непрекращавшихся стрессов и подтолкнет к принятию рокового решения.

Позже уже не Лифанов, а Генералов дал нелицеприятную характеристику поведения Петровых. Указал, что они запугивали персонал посольства, «ставили себя выше других», «не скрывали характера своей деятельности, чтобы их боялись», разжигали «открытое ведомственное деление и рознь между сотрудниками» ^[398]. Подобные усилия давали плоды. Третьего секретаря из «ближних» и его супругу боялись, перед ними заискивали, а технические сотрудники (шофер, уборщица), так чуть ли не вытягивались перед ними по стойке «смирно». Тем, кто не поддавался запугиваниям, они открыто угрожали.

Возможно, посол преувеличивал, ведь высказывался он уже после того, как резидент-разведчик превратился в «изменника родины». Но доля правды в его словах, очевидно, имелась.

При первом знакомстве с Лифановым Петров, пожалуй, чересчур прямолинейно информировал его о своих обязанностях в сфере внешней контрразведки. Лифанов не вчера родился и хорошо представлял себе весь спектр деятельности резидентуры, но был шокирован тем, что ему напоминают об этом, да еще так «в лоб».

Лифанов по натуре был человеком добродушным. С подчиненными держался по-отечески, проявлял снисхождение к человеческим слабостям (например, к привычке своего шофера перебирать со спиртным и после этого садиться за руль). Ни с кем вражды не искал, но ожидал, что к нему будут относиться с уважением.

«Ближних» не любил, но что тут необычного? Другие послы тоже не любили и ведомственные счеты не исключали плодотворного сотрудничества. Правда, к органам госбезопасности у Лифанова были личные претензии. В 1938 году арестовали его брата. Хотя выпустили через шесть месяцев, но и за этот срок человека можно изменить до неузнаваемости. А когда Николай Михайлович работал в университете, из арестованных студентов выбили показания о его причастности к деятельности некой троцкистской организации. Лифанову повезло, его не тронули, но потрясение от Большого террора, конечно, осталось.

Петров знал об этих подробностях биографии главы миссии, но это не могло стать непреодолимым препятствием к установлению нормальных рабочих отношений. В конце концов, его жена тоже пострадала от репрессий. Понятно, что «ближние» послу по сути не подчинялись, но принято было соблюдать приличия, то есть, хотя бы видимость подчинения. Петров же слишком подчеркивал свою независимость и не выказывал должного пиетета.

Свой вклад в углубление раскола между ним и Лифановым внесла Евдокия. Она выгодно выделялась на фоне посольских дам, среди которых была и супруга посла. Такого не прощают.

Бялогурский вынес свое впечатление о ней после посещения официального приема в резиденции советского посла по случаю годовщины Октябрьской революции 7 ноября 1951 года:

«Прием у посла проходил в саду. Здесь я освежил мое знакомство с миссис Петровой, с которой я мельком встречался за несколько недель до этого, когда играл на концерте в Канберре. Меня ещё раз поразило то, насколько она выделялась среди жен других советских официальных лиц. Она выглядела оживленной, была со вкусом одета и её непринужденная манера поведения контрастно отличалась от поведения других жен, которые держались скованно, неловко, были одеты в немодные, плохо сидящие платья, а на их лицах не было косметики. Петрова, в отличие от других, была способна принять участие в светской беседе и отличалась общительностью.

Ее нельзя было назвать красивой, но она была, несомненно, привлекательной. Светлые до плеч волосы были хорошо ухожены, а голубые глаза всегда светились улыбкой. Изящного сложения и небольшого роста, она была одной из тех женщин, которые создают вокруг себя атмосферу живого обаяния» ^[399].

О Петровой судачили. В отличие от других женщин она не считала каждую копейку, покупала украшения, дорогую одежду и этим приводила в ярость «товарок». Слишком хороша собой, много о себе понимает. Ее находили высокомерной. «С гонором», – шептали жены сотрудников, выжидая удобного момента, чтобы «срезать» резидентшу. Евдокия в отместку характеризовала их как «невероятно скучных, невзрачных и безмозглых». Не делала исключение и для «послицы», которая одевалась «безвкусно, хуже всех в посольстве» ^[400].