Золотой век Испанской империи - читать онлайн книгу. Автор: Хью Томас cтр.№ 109

По заверению перуанского историка Хосе Антонио Бусто, в этом противостоянии погибли около 1000 испанцев ^{827}.

Франсиско Писарро в Лиме вскорости узнал от индейцев о сражениях в Куско и организовал несколько спасательных экспедиций: тридцать человек были отправлены под началом Франсиско Могровьехо де Киньонеса, еще семьдесят верховых – под командованием Гонсало де Тапии, родственника братьев Писарро, шестьдесят человек возглавлял Диего Писарро, еще один родственник.

Также Франсиско Писарро вернул нескольких своих военачальников из недавно организованных экспедиций. Так, Алонсо де Альварадо – племянник Педро, прибывший в Перу вместе с ним, – был отозван из экспедиции в Чачапояс, Гонсало де Ольмос – из Пуэрто-Вьехо ^{828}, а Гарсиласо де ла Вега – из Сан-Матео. Это тот самый Ольмос, который в 1542 году был обвинен в том, что дал бюрократу Бельтрану два изумруда и две золотые вазы в обмен на оказанную поддержку; Бельтран, впрочем, утверждал, что ценность подарков составляла всего лишь 220 дукатов. Судя по всему, это он основал именем Писарро поселение Вилья-Нуэва-де-Пуэрто-Вьехо.

Также Писарро послал своего единоутробного брата Франсиско Мартина де Алькантара предупредить испанских поселенцев вдоль побережья о начатой индейцами кампании – на обширной территории Эквадора и Перу в разных местах, изолированно друг от друга, проживали в целом около 1500 испанцев. Однако чтобы все эти предосторожности возымели эффект, требовалось время. Тем временем большая часть тех немногочисленных испанцев, которые остались в Хаухе после основания Лимы, была перебита Кисо Юпанки, новым перуанским военачальником. Небольшие отряды испанских солдат встретили схожий конец: так, семьдесят всадников Гонсало де Тапии были уничтожены в ущелье в верховьях реки Пампас; Диего Писарро был убит вместе со своими шестьюдесятью людьми возле реки Паркас; шестьдесят всадников под началом Алонсо де Гаэты и Франсиско де Годой-и-Альдана, эстремадурца родом из Касереса, были разгромлены и почти все перебиты. Это были чрезвычайно тяжелые времена для Писарро, сравнимые с тем моментом, когда Кортес в 1520 году был вынужден среди ночи поспешно бежать из мексиканской столицы Теночтитлана.

Очевидно, Манко Капак собирался послать своего нового военачальника Кисо в поход на Лиму, чтобы не только перебить там всех испанцев, но также сжечь все их постройки. Пощадить должны были только Франсиско Писарро, поскольку Манко желал оставить его своим пленником – для каких именно неаппетитных целей, мы можем только гадать.

Однако ход событий принял иной оборот. Кисо со своей армией вышел на Сан-Кристобаль – холм, возвышающийся над Лимой, – однако там его остановила испанская кавалерия благодаря искусным тактическим маневрам. Инкам противостояли также и некоторые индейцы – не только каньяри, сражавшиеся на стороне испанцев. Кисо поднял своих людей в атаку, обещая отдать им находящихся в городе женщин, – их было около четырнадцати, все индеанки. Однако этот энергичный командир был убит испанскими всадниками, а сопровождавшие его горные индейцы чувствовали недомогание в душном климате побережья. В любом случае, прибрежные индейцы не могли иметь общих целей со своими соплеменниками с гор. Уже не впервые при завоевании Америки разногласия между туземными племенами служили причиной их поражения.

В конце 1536 года к испанцам в Перу подоспела помощь из новых, неожиданных источников. Прежде всего, Писарро послал толедца Диего де Айялу с письмом не к кому иному, как к Альварадо, с просьбой о помощи. Эрнан Кортес отправил в Перу Родриго де Грихальву – возможно, это был сын того самого Грихальвы, второго по значимости завоевателя Новой Испании, – с большим количеством оружия. Гаспар де Эспиноса, несменяемый губернатор Панамы, также выслал подкрепления. Кортес и сам был непрочь отправиться в Перу, и даже сделал все возможное, чтобы организовать это ^{829}.

Новый председатель верховного суда Санто-Доминго Алонсо де Фуэнтемайор, бывший также епископом этого города, послал своего брата Диего с сотней конных и 400 пехотинцами, включая 200 испаноязычных чернокожих африканцев; а губернатор Никарагуа отправил своего брата Педро де лос Риоса, на большом корабле с людьми, оружием и лошадьми. Хуан де Беррио послал в феврале 1537 года четыре корабля с припасами ^{830}.

Все эти подкрепления, однако, могли прибыть лишь очень не скоро – и еще больше времени должно было пройти, чтобы они оказали какое-либо влияние на происходящее. Также у нас не должно быть никаких сомнений относительно того, что охотное желание столь многих людей в обеих Америках посодействовать испанской миссии в Перу коренилось в надежде раздобыть золото, равно как и прославиться.

Возможно, еще более важное значение, чем обещанные подкрепления из других стран, имела новая испанская армия, собранная и возглавленная Алонсо де Альварадо, который без особенных затруднений отвлекся от завоевания Чачапояса. Эта армия, по-видимому, составляла 350 человек, включая 100 всадников и 40 арбалетчиков. Она имела сражение с небольшим индейским войском под предводительством Илья Тупака, в результате которого сотня индейцев попала в плен. Некоторых из них Альварадо убил, других подверг пыткам. Два индейских вождя, ненавидевшие инков, были с ним на протяжении всего похода и наслаждались мучениями своих врагов. Затем к Альварадо присоединился Гомес де Тордойя из Бадахоса, который привел с собой 200 человек. Медленным маршем они продвигались к Куско.

Однако к тому времени, как они добрались туда, ситуация изменилась: из Чили должен был вот-вот возвратиться Альмагро.

Альмагро прибыл в окрестности Куско в марте 1537 года. Он ощущал горечь и гнев из-за того, что ему не удалось найти на юге драгоценные металлы. «Новое Толедо» оказалось плодородным, но бедным; в Потоси, что лежало по дороге, еще не обнаружили удивительную серебряную гору, которой ему вскорости суждено было прославиться. Неудачи Альмагро сопровождались всяческими жестокостями по отношению к индейцам, которые вследствие этого старались избегать работать на него. Шайки испанских кавалеристов охотились на этих непокорных рабов, как на дичь, и умыкали их жен и детей, словно те были игрушками. Любой испанец, пытавшийся замолвить слово за индейцев, подвергался насмешкам ^{831}.