Война или мир - читать онлайн книгу. Автор: Влад Савин cтр.№ 19

Страница

Вернувшись в своих раздумьях к скучной, но жизненно необходимой экономике, Роммель констатировал наличие резкого контраста между положением дел в германских финансах и ситуацией, сложившейся в финансах Франции. «Займ освобождения» (Прим — в нашей истории, денежная реформа во Франции началась в конце 1944 выпуском вышеуказанного займа, благодаря которому удалось 'стерилизовать' 165 млрд. франков из общей денежной массы, составлявшей 652 млрд. франков. Далее, летом 1945 года начался неограниченный обмен старых купюр на новые, сокративший денежную массу на 30 %, до 444 млрд. франков. И в завершение, ратификация Бреттон-Вудских соглашений, после которого ставшая членом МВФ и МБРР Франция получила доступ к американским кредитам — В.С.), затем бесконечные американские кредиты помогли удержать экономику на плаву, но и только. Все деньги тратились на закупку американских же товаров вместо развития собственного производства, бросание разовых подачек бастовавшим рабочим, лишавшихся работы частично или полностью из-за американского импорта, и колониальные войны. В итоге, постоянный экономико-социальный кризис стал обыденной жизнью лягушатников. Фельдмаршал Роммель не был экономистом — но, как истинный немец, считал, что жить надо своим трудом, а не существовать от подачки до подачки.

Разница в реалиях послевоенных Германии и Франции объяснялась принципиально разными подходами русских к немцам, с одной стороны, и, англосаксов к французам, с другой. Русские взяли значительную часть репараций пакетами акций немецких предприятий — при том, что еще с двадцатых годов владельцами свыше 70 % акций германской промышленности были американские корпорации (прим. авт — соответствует реИ), и именно эту собственность янки СССР отобрал, целиком и полностью, в счет уплаты репараций (прим — у нас это было, к сожалению, в много меньших масштабах, например, история с оборудованием завода 'Опель' — В.С.). Технически это было проделано с присущим русским изяществом медведя, грабящего пчелиные ульи — предприятия ликвидировались, под предлогом 'работы на войну против СССР' (а в Германии трудно было найти промышленное предприятие, не работавшее на войну); затем, на той же материально-технической базе, буквально через неделю-две, необходимые для решения юридических формальностей, оно воссоздавалось с тем же составом работников, но, кардинально новым составом собственников — немецкие промышленники теряли в среднем треть акций, американцы — все и всегда (Прим. авт — у нас подобное провернули как раз американцы в Японии). Вой американцев, назвавших случившееся 'Великим русским ограблением', описанию не поддавался принципиально, что и понятно, поскольку стоимость конфискованного, по самым скромным оценкам, приближалась к 30 млрд. долларов. В Германии же реакция была иной — злорадство по отношению к янки, привыкшим строить свое благоденствие на чужих бедах, дополнялось пониманием того, что свое никто уничтожать не станет, так что можно было рассчитывать на то, что победители не дадут пропасть ни промышленности Германии, ни ее работникам. Это отношение разделяли даже немецкие промышленники, резонно решившие, что если бы русские захотели их ограбить, то никто бы не помешал им отобрать все — треть же была, по общему мнению, суровым наказанием, но не грабежом. И ожидания вполне оправдались — промышленность была загружена заказами. Сверхвысокие налоговые ставки, введенные русскими в ходе налоговой реформы — суммарно налоги достигали 90–94 % — объяснялись необходимостью концентрации средств для решения задач восстановления и развития Германии (прим. авт. — у нас это было в ФРГ). Эти деньги тратились на обновление основных фондов, сиречь, на разработку и производство более современного оборудования, финансирование перспективных исследований, решение социальных задач, прежде всего, на восстановление разрушенного жилья, и выплату репараций СССР в натуральной форме (прим. авт. — кроме последнего пункта, это все было в ФРГ, именно так создавалось 'немецкое экономическое чудо'). Сельскохозяйственные предприятия начали получать товарные кредиты — семенным зерном, минеральными удобрениями, горюче-смазочными материалами, запчастями и новой техникой. Отдавали они их своей продукцией — так и удалось сначала повысить нормы по карточкам, а, потом и вовсе отменить их.

Русская экономическая политика сводилась к заполнению германского рынка германскими товарами, при обслуживании данного процесса финансами, находящимися под русским контролем. Важным отличием от похожей политики гитлеровского периода было то, что русские не только не делали ставки на 'контролируемый дефицит', но методично вели дело к насыщению рынка товарами и услугами, поощряя частную инициативу в мелком и среднем бизнесе (прим. авт. — реальная практика ГДР при Хоннекере). Французский же рынок, в значительной степени, заполнялся американскими товарами — и, при этом, французские финансы, находящиеся под американо-английским контролем, систематически утекали из национальной экономики. Все это обуславливало неуклонно увеличивавшийся разрыв в уровне жизни между Германией и Францией — понятно, не в пользу любителей лягушек. Такого французы простить не могли, но и сделать что-то реальное было не в их хилых силенках — вот и оставалось им исходить пеной из всех природных отверстий, беснуясь в бессильной злобе.

Доходило до того, что во французском Национальном Собрании раздавались воинственные призывы, прийти и силой забрать все наше по праву — и контрибуцию, перед которой меркли аппетиты Бисмарка в 1871 году, и границы по Рейну. Примечательно, что сам Де Голль отмалчивался, значит, не совсем дурак — с военной точки зрения, гипотетический конфликт Франции и ГДР даже без участия великих союзников каждой из сторон, не оставлял никаких надежд лягушатникам, увязшим в индокитайской войне, и еще принужденным тратить силы на поддержание порядка в африканских колониях, где черные возмутительным образом не желали работать на благо белого человека. Фольксармее состояло из пятнадцати кадровых дивизий, укомплектованных по штатам военного времени, и пятнадцати «дивизионных учебных центров» — кадрированных дивизий, с полными штатами офицерского и унтер-офицерского состава, а также комплектов вооружения и техники. В угрожаемый период, они в течение недели превращались в полнокровные дивизии — пока что так были развернуты только пять, не хотелось призывать в строй высококвалифицированных рабочих из промышленности, тем более, что острой нужды в этом не было. С учетом прошедшей реорганизации армии по русскому образцу, вместо прежней структуры 1+2+1 (один танковый, два панцергренадерских и один артиллерийский полки) для танковых дивизий, и 3+1 (три пехотных и один артиллерийский полки) для пехотных, к русскому правилу 3+1+1+1 (три танковых, мотострелковый, артиллерийский и зенитный полки — для танковых дивизий; три мотострелковых, танковый, артиллерийский и зенитный полки — для пехотных), ныне дивизия Фольксармее по своим боевым возможностям, даже не считая перевооружения на новую технику и освоения новой тактики, более чем вдвое превосходила соответствующую дивизию Вермахта. Еще следовало учесть Фольксмилицию, аналог прежнего ландвера и ландштурма, силы вооруженной охраны правопорядка, укомплектованные контингентом старших возрастов и с ограничениями по здоровью, но имеющими полноценную военную организацию и вооружение, вплоть до артиллерии и бронетехники — в военное время, территориальные округа превращались в резервные дивизии, пригодные не только для гарнизонной службы и борьбы с партизанами, но и для решения фронтовых задач в не слишком сложной обстановке, что давало еще семнадцать дивизий. Итого, сорок семь — и с учетом вышеназванного качественного превосходства, полностью развернутая Фольксармее была гораздо сильнее, чем вермахт 1 сентября 1939 года (59 дивизий, начало Польской кампании) — при том, что теперь русские были союзником, не надо было ни ждать от них удара в спину, как тогда от англо-французов, ни готовиться к последующей войне с ними, как уже тогда замышлял сумасшедший ефрейтор. А ведь надо было обладать интеллектом французского парламентария, или такого их писаки, как некий мсье Фаньер, чтобы вообразить, будто СССР окажется в стороне от германо-французской войны, если такая начнется! Ведь и Советы вложили в ГДР немалый капитал, и никак не рискнут его потерей?

Страница