Королевский генерал - читать онлайн книгу. Автор: Дафна дю Морье cтр.№ 99

Я съела мясо и выпила вино, даже не почувствовав вкуса. И вот, когда я сидела там, в темной, обитой деревом столовой, где на меня, нахмурившись, смотрели со своих портретов старый Джон Рашли и его жена, я видела в окно, как все длиннее становились тени, сгущались сумерки, а по небу бежали большие, тяжелые вечерние облака.

Было около семи, когда я услышала, как дверь со скрипом отворилась. Повернувшись в кресле, я увидела, что на пороге стоит Мэтти, а ее платье выпачкано в зелени папоротника и в земле. Она поднесла палец к губам, и я ничего не сказала. Она пересекла комнату и принялась закрывать ставни. Когда она возилась с последней из них, то тихо сказала мне через плечо:

– Этот часовой на дороге красивый малый.

– Что?

– Он знаком с женой моего двоюродного брата в Лискарде.

– Этого более чем достаточно, чтобы завязать отношения.

Она закрепила крючок ставни и задернула тяжелую штору.

– В зарослях чертополоха было несколько сыровато.

– Это я вижу, – ответила я.

– Но он нашел уютное местечко за кустарником, где мы смогли потолковать о жене моего двоюродного брата… А пока он подыскивал его, я ждала в летнем домике.

– Что вполне резонно, – сказала я.

Все шторы теперь были задернуты, ставни закрыты, и столовая погрузилась в темноту. Мэтти подошла и встала возле моего кресла.

– Я подняла каменную плиту, – сказала она, – и оставила записку на ступенях. В ней сказано, что если веревка все еще на месте, то пусть они откроют каменную плиту в контрфорсе сегодня в полночь. Мы их там будем ждать.

Я нащупала ее сильную дружескую руку и сжала ее в своей.

– Молю Бога, чтобы они нашли нашу записку, – проговорила она медленно. – С тех пор как этим туннелем пользовались в последний раз, там, должно быть, произошел обвал. Там пахнет как в могиле…

Мы обнялись в темноте, и, прислушавшись, я различила, как сильно бьется ее сердце.

Я пролежала в постели наверху с половины десятого до без четверти двенадцать. Когда Мэтти пришла меня поднимать, в доме стояла мертвая тишина. Слуги отправились спать к себе на чердак, а часовые дежурили на постах вокруг дома. Мне было слышно, как один из них ходит взад-вперед под моим окном. Предательница-луна, которая никогда не бывает союзницей беглецу, медленно всходила над деревьями заросшего чертополохом парка. Мы не стали зажигать свечей. Мэгги подкралась к двери и прислушалась. Затем она взяла меня на руки и понесла по длинному извилистому коридору в пустовавшие помещения над воротами. Какими голыми выглядели комнаты! Казалось, они молчаливо укоряют; сюда, на западную сторону, не попадал лунный свет и не ложился дорожкой на полу.

Внутри комнаты, которая была целью нашего похода, еще слабо мерцали угольки от жалкого костра, который мы разожгли сегодня днем, а под потолком висели облачка дыма. Мы уселись возле стены в дальнем углу и стали ждать. Было что-то жутковатое в окружавшей нас тишине – казалось, уже много лет не нарушал ее ни один звук, ни один голос. Это была неподвижность заброшенной всеми тюрьмы, куда никогда не проникает солнце и где не существует деления на времена года. Прижавшись спиной к холодной стене контрфорса, я думала о том, какой же страх, должно быть, наводила эта темнота на безумца – бедного дядю Джона. Быть может, он лежал на том самом месте, где сейчас сидела я, и с расширенными из-за темноты зрачками шарил руками в пустоте…

Затем моего плеча коснулась Мэтти, и камень сзади меня шевельнулся. Я ощутила спиной столь памятную мне струю холодного воздуха. Моему взору открылись зияющая дыра и узкая лесенка. Мэтти зажгла свечу, посветила на ступеньки, и я увидела его: он стоял там, лицо, руки, плечи у него были выпачканы в земле и в сумрачном свете это делало его похожим на вставшего из могилы мертвеца. Он улыбнулся, и в этой улыбке было что-то жуткое.

– Я боялся, что вы не придете, – сказал он. – Еще несколько часов, и было бы слишком поздно.

– Отчего же?

– Нехватка воздуха, – ответил он. – По этому проходу и собака с трудом бы пролезла. Я не слишком высокого мнения о твоем Рашли как об архитекторе.

Я наклонилась, пытаясь разглядеть что-нибудь во мраке. Дик стоял позади него, такой же бледный, как и отец.

– Четыре года назад все было по-другому, – сказал он.

– Давай-ка сюда, – сказал Ричард. – Я сейчас тебе все покажу. Тюремщик должен знать, куда он запирает своих узников.

Он взял меня на руки и, пятясь, стал спускаться по лестнице, пока не очутился у самой кельи. В первый и последний раз видела я эту потайную комнату, устроенную под контрфорсом: шесть футов в высоту, четыре в ширину – она казалась не больше кладовки, а липкие стены были ледяными. В углу стоял табурет, а рядом валялась миска с деревянной ложкой. Все это было покрыто плесенью и паутиной, и я подумала о последней трапезе безумца, состоявшейся в этом закутке четверть века назад. Над табуретом висела вконец изношенная веревка, а за ней открывался подземный ход: круглый лаз высотой восемнадцать дюймов, в который нужно было протиснуться человеку и потом долго ползти, если он хотел добраться до другого конца.

– Не понимаю, – сказала я, охваченная дрожью. – Так не должно было быть. Иначе Джонатан никогда бы не смог ходить по нему.

– Фундамент дома обрушился, – сказал мне Ричард, – и частично перекрыл проход. Когда им пользовались регулярно, его, по-видимому, время от времени расчищали при помощи кирки и лопаты. Вот уже много лет, как никто сюда не спускался, и природа вновь вступила в свои права. С сегодняшнего дня я буду называться не лисом, а барсуком.

Дик, бледный, напряженно смотрел на меня. Что он хотел мне сказать? О чем я должна была догадаться?

– Отнеси меня обратно, – сказала я Ричарду. – Мне нужно с тобой поговорить.

Мы вернулись в комнату, и эти закоптившиеся стены и потолок показались мне раем в сравнении с черной дырой, из которой мы вылезли. Неужто четыре года назад я принуждала Дика сидеть там долгими часами? Может, поэтому его глаза укоряют меня? Да простит меня Господь. Я думала только о том, чтобы спасти ему жизнь. И вот мы сидим втроем – Ричард, Дик и я – при свете простой свечи. Мэтти сторожила у дверей.

– Джонатан Рашли вернулся, – сказала я.

Дик вопрошающе взглянул на меня, а Ричард не ответил.

– Долг выплачен, – сказала я. – Комитет разрешил ему вернуться домой. Отныне он сможет жить в Корнуолле как свободный человек, если только не сделает ничего такого, что способно пробудить подозрения у парламента.

– Прекрасно, – сказал Ричард. – Я желаю ему удачи.

– Джонатан Рашли мирный человек, – продолжала я. – При всей своей любви к королю, он предпочитает свой дом. Два года он терпел страдания и лишения и, я полагаю, заслужил право на отдых. У него осталось лишь одно желание – счастливо жить в лоне своей семьи, в своем доме.