Лили и осьминог - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Роули cтр.№ 22

Бармен, наверное, подслушивает, потому что вставляет реплику:

– После одиннадцати посетителей прибавляется.

Я достаю телефон, чтобы посмотреть время, но он так и не перезагрузился, и я бросаю его на стойку.

– Отлично. Гребаные вторники.

– А что не так с вторниками? – спрашивает Трент.

– Да все. Понедельник – всегда понедельник, но это хотя бы начало чего-то нового. Среда – середина недели, четверг – почти пятница, а пятница – уже почти выходные. А вторник – ни то ни се.

Трент смотрит на меня и качает головой.

– Какая тебе вообще разница? Ты же работаешь дома.

– Я работаю из дома, – поправляю я, хотя сам не знаю, почему это так важно для меня. – Мой телефон сдох, для парковки не хватило места, я наступил… – я осмотрел свой ботинок, –..в мочу. И я не знаю, как быть с Лили. Продолжать или не надо?

Трент кладет руку мне на плечо.

– Тебе нужен секс.

Он снова оглядывает зал, но перспективы туманны.

– Уже был.

– Когда?

Тянусь за телефоном, чтобы посмотреть, какое сегодня число, но вспоминаю, что телефон сдох.

– Не помню. Недавно.

Значит, я все еще жив.

– Недавно? – скептически переспрашивает он.

– Да, недавно, – не выдержав, я признаюсь: – Мне так кажется.

В голове все перемешалось.

– Ну, значит, опять нужен. Хотя бы почмокаться без обязательств.

Так Трент называет случайные и незапланированные поцелуи.

– Может, после одиннадцати.

Откуда во мне эта ненависть к вторникам, да еще теперь, когда я фрилансер и работаю из дома? Трент в чем-то прав. Но если я терпеть не мог вторники за их однообразие, когда был частью большого мира, представителем более традиционной рабочей силы, и постоянно видел, что в них отсутствует хоть что-нибудь, что отличало бы их от остальных дней, разве не логично, что и сейчас я их не выношу? Каждое утро я встаю в восемь. Некоторое, но не слишком продолжительное время требуется, чтобы разбудить Лили. Я одеваюсь – обычно во что-нибудь спортивное, чтобы был стимул сходить в спортзал. Мы выходим из дома на первую за день прогулку. Утреннее солнце – в самый раз, не угнетает жарой. Я точно знаю это, потому что к моменту возвращения Лили начинает пыхтеть, но пары глотков воды ей хватает, чтобы отдышаться. Кормлю Лили завтраком и выпиваю одну (всегда одну) чашку кофе со стевией вместо сахара. Потом приношу ноутбук с письменного стола, где он стоит ночью на зарядке, и сажусь в кухне так, чтобы от света из окна не бликовал экран. Пишу час или два, потом насыпаю себе миску хлопьев и туда же режу половинку банана (вторая половинка отправляется в холодильник). А потом разрешаю себе предаться прокрастинации: читаю новости, спорю с какими-то кретинами на сайтах, выискиваю информацию о ком-нибудь в сети. Иногда и вправду иду в спортзал, но в последнее время нечасто. Днем стараюсь куда-нибудь выйти, но даже в этом случае замечаю единообразие дел и отвлекающих факторов. Припасы к ужину в продуктовом, кофе в Ларчмонте, какой-нибудь фильм в «Арклайте», смотреть который не особенно тянет. Сажусь в машину, паркую машину, выхожу из машины. Как веду машину и прибываю к месту назначения, помню не всегда. Мы с Лили выходим на вторую прогулку, вечернюю, любуемся нежной дымкой в небе – за исключением разгара лета, когда небо остается почти ясным, или периода зимнего солнцестояния, когда уже темно. Лили получает ужин и жевательную косточку. Я – бокал вина и тоже что-нибудь пожевать, обычно вяленые манго или курагу, только без сульфатов, от которых у меня мигрень. Какое-то время я пишу. Только вечерние занятия с Лили, настольные игры, кино и пицца отчасти спасают от скуки и однообразия. На ночь я переношу ноутбук обратно на письменный стол и кладу мобильник заряжаться. Мы с Лили в последний раз выходим прогуляться. Будильник я никогда не ставлю. Это ни к чему: мое нутро настроено на ту же монотонность, как и все остальное.

Кто-то занимает табурет по другую сторону от Трента и заговаривает с ним. Трент делает жест в мою сторону. Его собеседник выглядывает из-за Трента, смотрит на меня, потом вскидывает руку, как бы говоря «не интересуюсь». Трент поворачивается ко мне и пожимает плечами.

– И с кем же ты замутил?

Явная попытка продолжить разговор о моих победах.

– С массажистом. Который приходил ко мне на дом.

– Теодор! – укоризненно хмурится Трент. Он зовет меня Теодором вместо Эдварда, когда меняет тон на официальный, – ему известно, как проще всего задеть меня.

– Я не Теодор.

– Ты что же, расплачивался с ним таким способом?

– Нет, – это слово я произношу с четырьмя или пятью гласными вместо одной, – отчасти ради защиты моей репутации, отчасти чтобы защитить массажиста. – За массаж я заплатил. А потом мы разговорились, я предложил ему выпить, мы оба пропустили по несколько бокалов, пока болтали, он тоже писатель, либреттист…

– Либидистый?

– Нет. Ну и это тоже. Либреттист – то есть он пишет тексты для… В общем, оказалось, что у нас на редкость много общего, мы заговорились, а потом… – я многозначительно умолк. – Получилось как будто свидание. Только из одежды на мне было одно полотенце.

Трент смеется.

– Надо было мне сразу догадаться.

– А я не ожидал.

А может, и я должен был это предвидеть. По крайней мере, как возможность.

Предчувствие. Омен.

Слишком часто я их упускаю. А должен был догадаться заранее? И про осьминога тоже? И по каким же предзнаменованиям? «Окто». «Восемь» по-латински. Есть у меня знакомые латины? Сколько угодно. Это же Лос-Анджелес, в конце-то концов. А может, обратить внимание надо было не на латинские корни, а на восьмерку. Бармен наливает пиво. В галлоне восемь пинт. В стандартной коробке «Крайолы» восемь восковых мелков. В меноре восемь свечек. Восемь атомов чего-то в октане. Углерода? Углеродные соединения – основа всего живого, может, это он и есть? Знак «стоп» восьмиугольный: может, осьминог – это сигнал остановиться для меня? И если да, в чем именно остановиться?

Но ведь знаки предвещают не только плохое, но и хорошее. Если мне был дан знак появления осьминога, а я его пропустил, может, теперь надо высматривать знак выздоровления, того, что осьминог исчезнет? «Омен» – опять по-латински. Вернулись к тому, с чего начали.

Ум зашел за разум.

– Который час? – спрашиваю я.

Трент проверяет телефон.

– Одиннадцать пятнадцать.

И как по сигналу, открывается дверь и со смехом входят сразу несколько человек. Все они в черных брюках и белых рубашках. Я толкаю Трента локтем в бок, он одними губами выговаривает: «Жуть», присматривается к поздним посетителям и останавливает взгляд на одном из них, с ручкой за ухом.