– Еду по городу в автомобиле, не насосала, а подарили, – продекламировал Васильев.
– Сам сочинил? – хмуро спросил Степанов.
– Нет, Пушкин Александр Сергеевич.
– Ты с этим аккуратней…
– С чем? – удивился Васильев.
– С насосами. Моя Алена тоже машину хочет, даже курсы закончила, права получила. Мне неприятно, если и про нее так говорить будут!
– Да я и не думал про нее! – растерялся Васильев. – Просто сказал. Поговорка же такая есть.
– Ладно, проехали. Что будем делать?
– Давай грамм по сто, и по домам.
– Идея мне нравится, но с некоторыми коррективами. Не по сто, а по двести.
– Коррективы внесем по ходу действия. Там будет видно.
– Мудрое решение! Куда двинем?
– Лучше неподалеку, пешочком. Тачки потом заберем, – Васильев кивнул на противоположный тротуар, который днем превращался в импровизированную автостоянку для сотрудников. Несмотря на позднее время, там еще стояло десятка полтора машин.
– Может, в «Сад»? – Степанов саркастически улыбнулся и показал рукой.
Наискосок от УВД мягко светилась украшенная цветными гирляндами веранда ресторана «Цветущий сад». Вокруг, загораживая проезжую часть, точно пришедшие на водопой хищники, сгрудились дорогие машины.
– Все шуткуешь? На руководство нарваться? Не, там мы никто и звать никак… А если за деньги, так и повышенных зарплат не хватит! Надо туда, где нас уважают. Пойдем к Вартану!
– Пойдем. Только… Может, давай я Алену приглашу? Для компании. Посидим втроем, все веселее…
Васильев выругался про себя. Но вслух спокойно сказал:
– Лучше в другой раз. У нас же свои разговоры, ей неинтересные. Да и многое у нас не для посторонних ушей.
– Ну, так – значит, так, – согласился Степанов.
Они прошли несколько кварталов вниз, в сторону вокзала, и, привычно осмотревшись, нырнули в дверь под вывеской «Встреча». Спустившись по ступеням, они оказались в подвальном помещении, отделанном по моде давно ушедших времен деревянными панелями. Бар был небольшой, здесь царил приятный полумрак, играла тихая музыка… Что очень важно – не было окон, в которые можно забросить гранату или выстрелить. А что еще важней – имелся второй выход во двор, о котором никто не знал. Народу почти не было. Вечер только наступил, а до ночи еще было далеко.
– Какие люди! – из-за стойки навстречу им радостно выскочил черноволосый, южного вида бармен и принялся горячо пожимать руки. – Здравствуйте! Как поживаете? Что давно не были?
Радость была непритворной: несколько раз оперативники здорово помогли этому человеку. Поэтому здесь они пользовались максимальным уважением и стопроцентной скидкой.
– Здравствуй, Вартан! Что спрашиваешь? Ты же нашу работу знаешь…
– Знаю, знаю, проклятая работа! Я бы вам десять зарплат платил, честное слово!
– Ну, может, станешь когда-нибудь нашим министром… А пока накорми да напои – мы только с задержания…
– Пойдемте, пойдемте в ваш кабинет, – засуетился Вартан. – А кого задерживали?
– Завтра узнаешь! – ответил Степанов. – Как вокзальные? Не наезжают?
– Тьфу-тьфу, – сплюнул бармен. – После того раза, как бабка отходила!
– А вообще как обстановка? – поинтересовался Васильев.
– Сегодня двое приходили, дерганые такие, на карманников похожи. Предлагали золото купить. Я сказал не надо, чтобы по мелочи не светиться. А те залетные с пушкой куда-то пропали. Завтра Скворец из Анапы приезжает, он много новостей наметет…
Они прошли в маленький, но уютный кабинет с запирающейся изнутри дверью и выходом на черную лестницу. За несколько минут Вартан и его официант накрыли стол закусками: мясная нарезка, копченая курица, помидоры, огурцы, маслины, свежий ароматный лаваш, бутылка «Белой березки», томатный сок. Оставшись одни и задвинув щеколду, они жадно набросились на еду. Васильев разлил водку по рюмкам, они чокнулись.
– Ну что, давай за нас.
– Давай.
Они выпили, запили томатным соком.
– Сейчас ни на кого рассчитывать нельзя, – с полным ртом проговорил Васильев. – Свои же и продадут в случае чего.
– Это точно, – кивнул Степанов. – Хорошая бастурма, не пересушенная. Ты Кольку Логинова помнишь из Пролетарского?
– Ну?
– Ехал с дня рождения, с запахом, гаишники остановили, оформили и на ксиву не посмотрели. На следующий день уволили, и начальника розыска следом…
Васильев покрутил головой.
– Совсем офуели! Раньше своих всегда отпускали. А сейчас наоборот – лучше коркой не махать, а на деньгах решать вопрос…
– Только куда же мы так придем?
– А хрен его знает! Ни к чему хорошему… Только там, наверху, больших начальников за грехи подчиненных не снимают, что бы они ни вытворили. Даже выговоров не объявляют…
– Да-а-а, несправедливо… Если закон для всех один, то и спрос со всех одинаковый должен быть…
– А скажи, зарплаты у нас справедливые? Сколько раз в нас стреляли да ножами пыряли, а большие деньги в домах не водятся! Мы их только у бандитов видим: вот у «мертвецов» полный рюкзак…
– Ну, Бобров-то видит. И Лимонов. И примкнувший к ним Феклистов – хотя и молодой, а уже дом строит… Нормально для старлея?
– Так они не с зарплаты видят, а с «колдовства». И Синеватый не бедствует. Говорят, у него вилла в Испании…
– Они же ему и передают. Так все и идет: бабло снизу вверх по цепочке, а сверху вниз – покровительство. Лимонов меньше нас служит, а уже майора получил. И Бобров подполковника досрочно.
– А мы в капитанах перехаживаем!
– Бабло побеждает зло, – криво усмехнулся Степанов. – Может, и нам начать «колдовать»? Я бы тоже хотел в Испанию… Да и машинку недорогую Алене купить…
– Ничего себе! Ты совсем офуел с этой Аленой! Да ты знаешь…
– Не говори так, а то мы поссоримся! – насупился напарник, и Васильев осекся.
Степанов мрачно опрокинул рюмку, не предлагая товарищу. Васильев тоже выпил, но без удовольствия, ибо атмосфера единения душ, необходимая для российской пьянки, дала трещину. Да-а, дело плохо… Пожалуй, эпизод в кемпинге придется забыть, иначе они рассорятся насмерть!
– Я хотел сказать, что нам начинать уже поздно, – соскочил со скользкой темы Васильев. – Раз мы сразу не вписались в Систему, то и доверия нам нет. Да и места хлебные все заняты. «Крыши» уже поставлены, система развала дел налажена, зачем мы нужны? Да и не хочу я бандюков отмазывать!
– Так даже лучше: чуть жареным запахнет, они сразу друг друга сдают, – товарищ оставался мрачным, но явно ссориться не хотел.