И так продолжалось месяц за месяцем — от черной бури к яркому солнцу, но спокойствие той, под чьим влиянием девушка находилась, заражало и ее, взрывы делались все более редкими, и Эйаканора со дня на день становилась более рассудительной, хоть и не более счастливой.
В ту весну в Вирджинию
[172] отправлялась большая группа переселенцев под начальством некоего Джона Уайта. Рэли неоднократно писал Эмиасу, убеждая его принять на себя командование, но Эмиас был связан данным матери торжественным обещанием пробыть дома с ней по крайней мере год. И вместо себя он послал пятьсот фунтов.
Но вскоре обещание Эмиаса подверглось более тяжкому испытанию. В первый раз в жизни он стал угрюмым, раздражительным и беспокойным. Его мучила мысль, что другие дерутся с папистами, в то время как он праздно сидит дома. Его душа была наполнена мрачной ненавистью к дону Гузману.
Никто не мог больше способствовать его мрачности, чем Сальвейшин Иео. Старик с каждым днем становился упорнее в своем фанатизме и нашел в хозяине слишком внимательного слушателя. И миссис Лэй не на шутку сердилась, когда слышала, как хладнокровно обсуждают вопрос, не совершили ли они непростительного греха, не перебив всех испанских пленников на галлеоне.
Приближался день последней решительной, грозной схватки между Испанией и Англией. До сих пор военные действия ограничивались Нидерландами, Вест-Индией и африканскими островами. К самой Испании Англия относилась с уважением (как и Испания к Англии) и продолжала вести торговлю с испанскими портами, пока в 1585 году испанцы без всякого предупреждения не наложили ареста на все английские суда, приближающиеся к европейским берегам Испании. Эти суда должны были быть захвачены, по-видимому, чтобы составить часть огромной эскадры, которой предстояло напасть и уничтожить раз и навсегда — кого? — мятежных нидерландцев, как говорили испанцы. Но англичане думали иначе. Англия была намеченной жертвой. Поэтому, вместо того чтобы начать переговоры о том, как избежать войны, англичане решили воевать, чтобы добиться переговоров. Дрэйк, Фробишер
[173] и Карлейль вымели Испанское море огнем и мечом и прекратили всякий подвоз из Индии. В то же время Уолсингхэм
[174] посредством каких-то таинственных финансовых операций помешал венецианским купцам возместить испанские потери с помощью займа. И в тот год Армада не пришла.
Между тем иезуиты ни в Англии, ни в других местах не делали секрета перед своей паствой из действительной цели испанских вооружений. Позорная гибель, ужасная смерть ждет всех этих Дрэйков и Рэли, Гренвайлей и Кавендишей, Хаукинсов и Фробишеров. Их нечестивые суда будут потоплены под грохот испанских пушек, благословенных папой и освященных молитвами и святой водой. Да, они погибнут, и Англия вместе с ними. Их так называемая королева — беззаконная, отлученная от церкви, упорная покровительница свободной торговли, защитница Нидерландов, столп ложного учения, распространившегося по Европе, — будет послана в цепях через Альпы искупить свою жизнь у ног оскорбленного и страдающего отца человечества — папы римского!
Так говорили Парсон, Аллен и целый ряд других.
Злополучные иезуиты, которые целые годы хвастливо утверждали, что преследуемые верные сыны церкви на всем острове станут как один человек под священное знамя папы, убедились, что английские паписты, хотя не имеют ничего против реставрации папизма, но предпочитают какой-либо более спокойный способ, нежели вторжение иноземцев, ибо оно неизбежно лишит англичан их наследственных владений и посадит в их поместья жадных испанцев, которые станут обращаться с их арендаторами как с индейцами, а с ними самими как с кациками.
Но хотя сердца человеческие оказались слишком жестоки и безжалостны к предполагаемым страданиям Марии, царствующей на небесах, нашлась другая Мария, которая царствовала (или должна была царствовать) на земле и страдания которой производили больше впечатления на человеческие чувства.
Иезуиты не забыли о ней и, разумеется, нашли возможным на время отложить заботу о горестях Царицы Небесной ради горестей королевы шотландской. Не то, чтобы эти горести их очень печалили, но сюда стоило вложить капитал. Она была католичка. Она была «прекрасна и несчастна», — добродетель, которая, подобно милосердию, покрывает множество грехов, — и поэтому служила подходящим козырем в большой игре Рима против Англии.
Когда бедный козырь сложил голову на эшафоте, испанцы были очень мало огорчены несчастьем, ибо главное, что удерживало их до сих пор от завоевания Англии, было опасение, что английская корона достанется Марии, а не им. Но смерть Марии была для них подходящим предлогом!
И на этот раз Армада действительно должна была прийти. Елизавета вступила в переговоры. Но не следует думать, что она не предпринимала ничего другого, как подтверждает следующее письмо, написанное в середине лета 1587 года:
«Ф. Дрэйк — капитану Лэю
Спешно
Дорогой мальчик!
Что я сказал королеве, то же говорю тебе. Есть два способа отпугнуть врага. Первый — стоять и кричать: „попробуй сделать это еще раз, и я ударю тебя“. Второй — сначала ударить его, а потом крикнуть: „лучше не пробуй, а то ударю тебя еще раз“. Я предпочитаю последний способ и потому немедленно отправлюсь подпалить бороду испанскому королю (я так и сказал королеве, и она рассмеялась). Если я проживу столько времени, сколько требуется рыболовному судну, чтобы добраться из Коруньи до Кадикса
[175], испанец в этом году не попадет в Англию иначе как вплавь. Поэтому, если ты все еще таков, каким я тебя знаю, приведи в Плимут добрый корабль не позже чем через месяц, и плывем вместе искать сражений и денег. Вкус того и другого тебе известен достаточно.
Твой любящий Ф. Дрэйк».
Эмиас рвал на себе волосы, читая письмо, и выкурил за этот день больше табаку, чем могла истребить в один прием вся Англия. Но он был верен своему обещанию. И вот что он ответил:
«Эмиас Лэй — его милости Ф. Дрэйку,
адмиралу флота ее величества в Плимуте
Многоуважаемый сэр!
Меня удерживает чародей, против которого вы бессильны, а именно — мать, которая запрещает. Я страдаю от этого. Но сражаться я могу в любое время, тогда как моя мать… Но я не хочу более утруждать ваше терпение, за исключением одной просьбы: узнать, если сможете, от пленных о некоем доне Гузмане Марии Магдалине Сотомайор де Сото — в Испании он или в Индии? Что делает этот негодяй и где его можно найти? Это все, о чем я вас прошу, и остаюсь с тяжелым сердцем ваш, во всем другом покорный, а я хотел бы и в этом,