— Да-а-а-а…
— У-у-у-у— О-о-о-о…
— Ну, так… — продолжил Сильвер. — Сотня фунтов в английских гинеях весит этак унций тридцать, а в центнере, грубо говоря, восемнадцать сотен фунтов, — Сильвер строго глянул на толпу и добавил: — Как отлично знает каждый джентльмен удачи.
«Знатоки» заухмылялись, как школьники, уличенные в невыполнении домашнего задания.
— Так… Восемнадцать сотен — это шестьдесят раз по тридцать, так что центнер гиней стоит шестьдесят раз по сотне фунтов, что дает шесть тысяч фунтов. А коли у нас центнеров этих аж под сотню, то и будет у нас золотой монеты на шесть сотен тысяч фунтов. Для глухих повторяю: ШЕСТЬСОТ ТЫСЯЧ ФУНТОВ! — проорал Сильвер.
Толпа ахнула.
— Считаем дальше. Песо… пиастры. Каждый песо весит унцию, так что их тоже восемнадцать сотен в центнере. А центнеров у нас две сотни и двадцать сверх них. — Сильвер нахмурился и на мгновение прикрыл один глаз. — Что и дает три сотни и еще девяносто шесть тысяч унций. Возьмем за песо самое малое, в Лондоне четыре за фунт дают, и получится… ОДНА СОТНЯ ТЫСЯЧ ФУНТОВ!
Снова гул и движение в «джентльменской» массе.
— И то же самое для этих, — он махнул рукой на слитки серебра. — Две примерно сотни центнеров серебра или… ЕЩЕ ОДНА СОТНЯ ТЫСЯЧ ФУНТОВ!
Теперь толпа замерла, пораженная неслыханными суммами и колоссальным размером накопленного богатства.
— 'Гак-то вот, господа вольные морепашцы, — криво ухмыльнулся Сильвер. — А теперь сами мозгами пошевелите, сколько на нос выпадает, потому что я же язык стер, пока вам уши прочищал. Всего тут, значит, ВОСЕМЬСОТ ТЫСЯЧ ФУНТОВ!
В арифметике Сильвер дока, все правильно подсчитал, не ошибся. Ошибся он в другом, в главном. Как только начал он называть суммы, толпа зауважала его так, будто лично он, Долговязый Джои, подарил им эти деньги. Продолжил бы Сильвер на волне момента, он вполне смог бы склонить «джентльменов» к дележке всего прямо здесь, на месте, и оставил бы Флинта с длиннейшим носом. Но Сильвер слишком горевал о Селене и о проигранном предыдущем споре и возможность эту проморгал.
Тонкий знаток пиратских, да и вообще всех подлых душ Флинт все это сразу понял. У него уже затылок похолодел от неминуемой, как ему казалось, потери. Но опомнился Флинт мгновенно. С ликующей физиономией он прыгнул «в народ», принялся расхаживать между пиратами, похлопывая по плечам и спинам, называя по именам, поздравляя с богатством несметным. Он приказал доставить жратву и ром, объявил день отдыха… Флинт, как и всегда, когда он этого хотел, всех очаровал. Его подняли на плечи народные и понесли по кругу почета под приветственные клики, Флинта сопровождал верный Билли Бонс, ликующий, как и все остальные господа вольные морепашцы.
Сильвер же на все махнул рукой, а когда стали разливать грог, напился. Флинт радовался, как невинное дитя, смакуя успешное развитие своего плана.
— Теперь, ребята, мы перетащим добро с пляжа поближе к местам, где его и захороним, — сообщил он о дальнейших действиях. — Мест всего три. Одно для золота, другое для серебра в монетах, третье для слитков. Эта задача для всех, разделимся на три команды. Потом кинем жребий, выделим шестерых, которые и зароют сокровища в потайных местах.
— Да! Да! Точно! — с умным видом закивали все присутствовавшие, кроме Сильвера, сидевшего в одиночестве на бочке с кружкой в руке.
— Все, кроме меня и счастливой шестерки, — рассказывал далее Флинт, — вернутся на борта и будут следить за сигналом. — Он указал на флагшток, сооруженный из реи командой Сарни Сойера. У основания флагштока ждал своего часа черный флаг. — И пока флаг не поднимется, никто в работу на берегу не вмешивается. Все согласны?
— Да! Да! Согласны!
— И все подтверждают это клятвой на Артикулах, как свободные товарищи и джентльмены удачи?
— Да! Да! Все! Все!
Флинт поздравил себя. Он самодовольно ухмыльнулся, пощекотал попугая, хихикнул, напел два такта какой-то дурацкой полузабытой песенки, — в общем, слегка ошалел от легкости, с которой одурачил всех этих идиотов. Всех обставил, включая и Джона Сильвера. И к тому же с помощью этой детской саги — с помощью Артикулов. Расшалившись, Флинт в творческом порыве решил добавить к песне собственные слова, хотя в этом вовсе не было необходимости. Человеку свойственно ошибаться!
— На всякий случай «Лев» проследит за «Моржом». А «Морж» будет стеречь «Льва», и, если с одного спустят шлюпку, другой сразу в нее запустит ядро.
— Д-д-д-д-да-а-а-а-а…. — нестройно, как будто споткнувшись, протянула матросская масса, которой напомнили — и более они этого не забывали, — что пет единого сообщества веселых джентльменов морей, береговых братьев, а есть две враждующие команды.
Глава 31
5 сентября 1752 года. Южная якорная стоянка, Борт «Льва». Первая «собачья» вахта (около пяти часов пополудни берегового времени)
Чтобы заковать в кандалы Билли Бонса, потребовалось шестеро.
Еще двое или трое повалились, нарвавшись на кулаки Билли. Рядом прыгал на деревяшке и орал Сильвер, кричали и остальные, подбадривая группу задержания и радуясь втихомолку, что не им выпала сомнительная честь подставить бока под удары здоровенного первого помощника.
Наконец Билли ослаб, распластался по палубе, придавленный грудой товарищей по команде. Израэль Хендс стянул с Билли сапоги и, насадив ему на лодыжки пару U-образных железных скоб, пропустил сквозь ушки в короткие стержни с утолщениями на концах. Узкие концы стержней мистер Хендс расплющил тяжелым молотком, заклинив таким образом скобы. Бонс мог встать, прыгать, но ходить оказался не в состоянии. Не он первый, не он последний.
— Все в порядке, мистер Бонс, — доложил сияющий мистер Хендс — Плотненько и надежно.
— Отгребись, сука драная, — огрызнулся Билли. — Я до твоей задницы еще доберусь.
— Руки коротки, Билли, цыпленочек мой.
Билли Бонс зарычал, воспользовался ослаблением бдительности со стороны державших его моряков, которые решили, что ножные кандалы окажут умиротворяющее воздействие, и попытался достать до горла Израэля Хендса.
— Тихо! — гаркнул Сильвер — Мистер Хендс, отставить.
— Есть, сэр! — отозвался Хендс, но за спиной Долговязого Джона криво ухмыльнулся Билли Бонсу.
— Вниз его, но осторожно! — приказал Сильвер шестерым, державшим Билли. — Мистер Хендс, захватите цепи и молоток и прошу с нами.
Бонса поволокли вниз — эти придурки, по спинам которых он походя гулял линьком. Про осторожность они теперь и вовсе забыли, задевая телом Билли все, что можно задеть, и ударяя его обо все, обо что можно стукнуть. В конце пути его швырнули на камни балласта, как угольщик кидает мешок угля. Железяки на ногах Бонса прикрепили цепью к скобе в корпусе судна, после чего его оставили сидеть с фонарем неподалеку. Зрелище Билли Бонс представлял неприглядное, жалкое. Весь в крови, в синяках, одежда разорвана, косица развалилась, а из порвавшегося носка торчал большой палец ноги. Этот палец особенно развеселил всех присутствовавших. Они разразились гомерическим хохотом.