– Байрон. Джордж Гордон Байрон.
Следом за ним белокурый юноша сообщил мне:
– Шелли. Перси Биши Шелли.
– Джон Китс, – пискнул малорослый парнишка.
Я обернулась к тому, кто впустил меня в дом:
– А вы, полагаю…
– Кольридж. Сэмюэль Кольридж, – с откровенной издевкой выдал мальчик.
Только тут я сообразила, на что похож этот странный ритуал. Именно так представлялся Джеймс Бонд в многочисленных летах «бондианы». Помните: «Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд». Ладно, по крайней мере, в чувстве юмора этим ребятам не откажешь. Однако какой апломб! Как высокомерны эти юнцы. Наверняка считают себя умнее прочих и глубоко отличными от «серого большинства». Ничего, с годами это пройдет.
Я обернулась к Никите Котову и светским тоном поинтересовалась:
– Полагаю, роль Уильяма Вордсворта вы приберегли для себя?
Мальчик вскинул брови, даже рот приоткрыл. Вот вам, ребятки! Полагаете себя рафинированными эстетами? В ваш круг избранных нет доступа чужакам? Может быть, я излишне категорична, да что там – жестока… Но, по-моему, эти типы – просто клоуны. Сродни толкиенистам, мода на которых, к счастью, уже прошла. Те, помнится, бегали по полям, изображая эльфов, хоббитов или гномов. Сказки рассказывают детям, и там, в детстве, сказки и должны оставаться. А когда взрослые увлекаются такими вещами, это выглядит очень нездорово… Да и легко быть эстетом на папины денежки. Кстати, настоящие поэты Озерной школы, да и младшие романтики вовсе не были богаты, вечно нуждались в деньгах и уж точно не могли зависнуть в Венеции, одном из самых дорогих городов мира, этак на годик-другой… Как человек, всего в жизни добившийся самостоятельно, я недолюбливаю мажоров.
В тишине раздался голос единственной в компании девушки:
– Уильям, наша гостья не безнадежна. Может быть, пригласим ее к завтраку?
Никита немного растерялся. Он переводил взгляд с меня на девушку, словно пытаясь понять, какую игру она задумала. Вдруг Котов кивнул и предложил:
– Можете позавтракать с нами. Простите, я забыл, как вас зовут…
– Вы не забыли. – Я улыбнулась. – Вы просто не дали себе труда поинтересоваться. Меня зовут Евгения. Евгения Охотникова. Не стану притворяться, будто я новое воплощение Эмили Дикинсон или Сафо. Просто Евгения. Но вы забыли кое-что другое, Никита… Ничего, что я вас так, попросту, вашим обычным именем? Вы забыли представить вашу подругу.
Щеки юноши вспыхнули румянцем, он смутился.
– Алиса. Просто Алиса. – Девушка привстала с кресла и даже протянула мне для пожатия руку в перчатке. Я осторожно пожала пухлую ладошку. Из досье Черномора я уже знала, что в компании друзей Никиты Котова всего одна девушка. Именно ее, эту таинственную девицу, я и определила как источник неприятностей, как главную причину, что мешает наследнику «Тарасовнефти» покинуть Венецию, вернуться наконец домой и начать нормальную жизнь. В моем сознании сформировался образ роковой красавицы, утонченной, бледной и порочной, охотницы за деньгами глупеньких мажоров… но при виде Алисы эта теория немедленно испарилась.
Единственная девушка в кружке поэтов была толстенькой и, чего уж там скрывать, изрядно похожей на мопса. На редкость невзрачная девица! Длинное белое платье еще больше подчеркивало несовершенства ее фигуры. Распущенные по плечам длинные светлые волосы, в которые вплетены какие-то цветы, придавали ей вид актрисы самодеятельного театра. Воображает себя героиней с картины прерафаэлитов? Да девочка просто не умеет одеваться. Похожа на городскую сумасшедшую. Еще эта претенциозная перчатка до локтя, из белого шелка… Нормальные девушки такого не носят! Эти мальчики сами заплутали в лабиринтах мечты и бедную девицу втянули в свои странные игры.
Кстати, и молодые люди одеты так, точно собрались на костюмированный бал – во фраки, белые рубашки, жилеты с высокими воротниками, узкие штаны и какие-то штиблеты.
Фрак на Байроне был красным, Китс носил зеленый, изрядно потертый на вид, Кольридж коричневый, а остальные были в черном. Из жилетного кармашка Байрона свисала цепочка – очевидно, от часов, а на цепочке были нацеплены блестящие брелоки, разноцветные ленточки. Видимо, в начале XIX века тоже были хиппи? Или это мода такая?
Но на мужчинах эта одежда смотрится совершенно нормально. Кое-кому даже очень идет. Стильненко так.
– Позвольте поинтересоваться, кому принадлежит этот дом? – полюбопытствовала я.
Белокурый юноша в черном, тот, что вообразил, будто он Шелли, выступил вперед:
– Палаццо принадлежит мне. Точнее, я снимаю его у наследников, они проживают в Вермонте, и содержать дворец им не по карману…
– Знаешь, Перси, тебе осталось только показать Евгении свою налоговую декларацию, – фыркнул тот, что назвался Байроном. – Не многовато ли подробностей для чужака?
– Поверьте, я мечтаю только о том, чтобы сделаться вам не чужой, – тонко улыбнулась я. – Всегда мечтала войти в круг избранных. Знаете, меня тоже влечет к себе вечная красота.
Никита Котов с сомнением уставился на меня, но я подарила ему нежную улыбку, и мальчик потупился. При всей своей стати русского доброго молодца – румянец во всю щеку, косая сажень в плечах – Никита выглядел поразительно неискушенным.
– Чудесное палаццо, – светским тоном произнесла Алиса. – Мы очень рады, что Перси пригласил нас быть его гостями. Вот обратите внимание на камин – это мрамор работы Якопо Сансовино. Правда, прелесть? А мифологические сюжеты на плафонах потолка принадлежат кисти…
– Алиса! – взмолился Байрон. – Мы еще даже не завтракали!
Девушка встала, грациозно – как ей казалось – придерживая длинное платье.
– Отлично! Вы, мужчины, поразительно приземленные существа. Правда ведь, Евгения, в них очень много сохранилось животного?
– В женщинах животного ровно столько же. Например, во мне. Честно признаться, я не успела позавтракать и ужасно голодна, – призналась я.
Рафинированные эстеты с облегчением зашумели, послышался смех, и мы дружной толпой проследовали в столовую – не менее роскошную комнату с длинным столом под белоснежной скатертью и рядами старинных стульев. К завтраку уже накрыли. Столовая вполне могла вместить роту солдат, но за столом нас было только семеро. Алиса заняла место хозяйки. Байрон подергал за бархатный шнур – очевидно, подавая сигнал прислуге, и вскоре полная низенькая дама в черном платье, белоснежном фартуке и с наколкой на седых волосах внесла фарфоровую посудину.
– Овсянка, сэр! – нарушая атмосферу эстетства, радостно пошутил худенький Китс. Остальные смерили его осуждающими взглядами. В кастрюле действительно оказалась овсянка. Пожилая итальянка принялась серебряной ложкой раскладывать кашу по тарелкам. К счастью, на столе было еще много всяческой еды. Яйца, копченая рыба, подсушенный хлеб, джем. Завтрак был скорее британским, чем итальянским. Молодые люди явно обладали прекрасным аппетитом, но к еде никто не приступал.