Капрал Бонапарта, или Неизвестный Фаддей - читать онлайн книгу. Автор: Константин Вронский cтр.№ 50

– Я в Россию вскорости возвращаюсь, Мари. Жить там тоже непросто, но душа там вольнее дышит, чем после ваших всех революций да корсиканцев с гильотинами и войнами. Поехали со мной, коли здесь тебе несладко.

Мари ошарашенно глядела на странного русского.

– Ты… Ты хочешь взять меня с собой?

Он кивнул.

– Но… – прошептала девушка, – но в России же все дикие, там страшно… Я не знаю, как… Говорят, там люди друг друга едят!

– Мари, – перебил он ее, – там не страшнее, чем здесь, уж поверь мне. И людоедов там нет, вместе с армией Корсиканца все сюда перебрались…

– Но… – окончательно разволновалась Мари, – но зачем я тебе? У меня ведь и нет ничего за душой, Фаддей!

– Зато у меня на краюху хлеба медяков всегда найдется.

И торопливо вытащил мешочек с деньгами, всунул ей в руки.

– Вот, это тебе, Мари, – решительно произнес Булгарин. – Я Дижу много чем обязан. Считай, что это от него.

Они молча шли по берегу Сены.

– Завтра наш полк домой возвращается, – сказал, наконец, Фаддей. – У тебя ночь, чтобы все решить, Мари. Так или иначе, эти деньги – твои. Какое-то время ты сможешь на них прожить, но рано или поздно они все равно закончатся.

И замер, глядя ей в глаза.

– Перед рассветом я приду сюда, на это же самое место, и буду ждать тебя, – решительно произнес Булгарин. – Когда солнце взойдет, я уйду – с тобой или без тебя. Но я был бы счастлив, право слово, счастлив, если б ты с Жаном отправилась со мной.

Ее зеленые глаза блеснули.

– Ты и вправду хочешь увезти меня? – все еще недоверчиво спросила Мари. – Но мы же даже не знаем друг о друге ничего.

– Так по дороге и познакомимся, – улыбнулся Фаддей.

Она покачала головой, а потом улыбнулась – впервые за очень долгое время улыбнулась.

– Это… это все так необычно. Но я пока не буду даже думать об этом. Да… Да, я поеду с тобой. Словно бог все мои молитвы услышал, честно! – и протянула деньги Фаддею. – Забери. У тебя сохраннее будут. Обещаешь мне, что дождешься меня завтра?

Фаддей кивнул:

– Обещаю. А ты… ты пообещаешь, что придешь?

– Да, – улыбнулась Мари. Счастливо улыбнулась! – Ты только дождись меня завтра, ладно?

– …Вы – ничтожество, Фиглярин!..

Ночь рваными серыми клочьями висела над Петербургом, непрерывно заметая белым, густым и влажным снегом прямые, как стрела, улицы и проспекты города, освещенные бледным светом то и дело скрывающейся в облаках луны. Черное литое кружево оград и мостов стало заметнее, поменявшись цветом и местами с привычным понятием тени – тень стала белой; а черное упругое естество литья, не имея других оттенков, сливалось с ночью, как ледяная бушующая Нева в тесном гранитном корсете.

Он не пойдет домой. Не хочется. Сегодня не хочется…

Ледяное ночное небо, казалось, рухнуло в Неву и жестоко терзало своими черными пальцами-фонарями бледные останки луны.

Булгарин, ежась под порывами ветра, уже в третий раз доходил до своего дома и поворачивал обратно, не в силах вернуться и заговорить с Мари.

Мари… Так и не ставшая любимой, но любящая, готовая на все ради него – даже забыть Дижу готовая. А может, и забыла?

Сознание, отзывающееся тяжелой головной болью, отказывалось воспринимать сегодняшние оскорбления великого поэта, разваливаясь на мелкие мозаичные куски безумной, кричаще-нелепой, аляповатой мозаики. Мозаики его образов, его воспоминаний. Что-то давнее, невнятное и давно забытое беспокоило его в этой нескончаемой кавалькаде скалящих зубы воспоминаний, превращавшихся в уродливых ведьм. Все воспоминания – даже самые прекрасные – со временем становятся монстрами.

Нет, он не пойдет домой. Он пойдет в церковь…

…Высоко под сводами церкви два белоснежных ангела, чуть приподняв крылья, удобно устроились у окна друг напротив друга и уже много лет подряд вели неспешную, хоть и молчаливую беседу. Их тонкие профили были повернуты друг к другу, нежные белые руки вскинуты вверх в пылу вечного теологического спора, и не видно конца их божественным откровениям, лишенным земных помыслов. Только проплывающие год за годом по петербургскому небу облака напоминают им о течении земного времени, неумолимо отмеряющего смертным их короткий земной путь.

У одного ангела лицо Полины, а вот у второго…

Они, как обычно, не удостаивают ни единым взглядом грешника, стоящего внизу.

– Фаддей, мон ами! Батюшка, я ведь еле-еле тебя отыскала!

Мари… Разыскала, и в самом деле разыскала.

– Знаешь, что говорят мне эти ангелы? – Фаддей обнял спутницу. – Настанет черед – и все ваши деяния, уважаемые, рассудит высший, неподкупный суд. А пока…

– Что? – выдохнула Мари испуганно.

– А пока – живите как знаете. Идем домой, милочка…

Булгарин вскинул напоследок голову, словно прощался с белоснежными существами у окна, и вздрогнул. У второго ангела было лицо Рудольфа Дижу.

…Дома Фаддей прошел в кабинет, зажег свечи и вновь затворился от всех. На письменном столе лежала стопка чистой бумаги. Булгарин обмакнул перо в чернила и вывел первую фразу новой статьи:

Герой целого романа? И это Фаддей Булгарин?! А как быть с тем, что величайший авторитет для любого русского читателя, Александр Сергеевич Пушкин относился к Булгарину просто с неприкрытой ненавистью? Но другой Александр Сергеевич – Грибоедов считал его своим верным другом. А как быть с тем, что жизнь его напоминает исторический роман с приключениями. В ней и в самом деле есть все – войны, восстания и слава. Так каким же был он, Фаддей Венедиктович Булгарин?

Ну, во-первых, тем самым человеком, что на протяжении всей своей жизни оказывался в двойственной ситуации. Во-вторых, Булгарин и в самом деле пользуется незавидной репутацией: «Видок Фиглярин», ренегат, агент IIIотделения, стукач и оппонент Пушкина, а также… российский великодержавный шовинист. Просто кошмар, да и только! То есть он тот, кому быть героем романа не есть прилично. Но, может, это слишком опрометчивое и советско-энциклопедическое утверждение? И все вранье, начиная с его имени. Потому что не Фаддей, а… Тадеуш.

В письме историку Теодору Нарбуту в 1836 году Булгарин писал: «Jestem litwinem». To есть: «Я – литвин». Во всяком случае «не русским» Фаддей/Тадеуш ощущал себя с самого детства.