– Многоуважаемый суд! По воле моих клиентов, скорбя о безвременно ушедшем от нас мэтре Ги, мы снимаем все выдвинутые обвинения, за исключением двух. А именно: благородные господа, интересы которых я имею честь представлять, настаивают на уличении сержанта Жака в вооруженном бунте, а рыцаря де Мерлана – в злонамеренном колдовстве. При этом оба обвиняются в пособничестве друг другу как в первом, так и втором случае.
– Вчера же ясно было сказано, – рявкнул Робер, – что, пока не будет определено, на чьей земле произошла стычка, не будет и рассматриваться обвинение в бунте! Вы же прекрасно слышали, что говорил сидонский бальи!
– Бальи славного города Сидона, – засветился от счастья обвинитель, – вчера вечером отбыл из Тира по государственной необходимости. Его советник, коему оставлены все полномочия, временно отказывается от межевой тяжбы в пользу его светлости барона. Таким образом, с учетом только что сделанного рыцарем де Мерланом признания о том, что там «произошла стычка», обвинение в вооруженном мятеже можно считать доказанным.
– Ах ты, скользкая жаба! – взревел Робер. – Ты что же, думаешь, что мои слова можно перекручивать, как тебе вздумается, баронская подтирка?
– Если вам, благородный сир, известны законы, которые позволяют толковать мои слова как-нибудь иначе, – все так же лучезарно улыбаясь, ответил Мартин, – то вы можете апеллировать к высокому суду.
– Законы! – Робер был взбешен. – Верните мне меч и выставьте любого бойца – и Господь разберется, кто из нас прав, а кто виноват!
– Процессы, где вина подсудимых очевидна и подтверждена множественными свидетельствами, не решаются судебным поединком, – нахмурившись, сказал бальи. – Переходите к следующему пункту.
– Теперь рассмотрим вопрос о колдовстве, – не стал возражать бейрутский легист.
– Протестую! – воскликнул Жак. Он поборол в себе робость перед благородными господами и выступил первым, боясь, как бы Робер сгоряча не выдал еще какую-нибудь фразу, которая сделает их положение, и без того крайне шаткое, совершенно безвыходным. – Мы являемся крестоносцами, принявшими обет, а потому в обвинениях, касающихся дел веры, подлежим юрисдикции церковного суда. Прошу направить нас к его высокопреосвященству архиепископу и полагаюсь на то, что он рассудит это дело по справедливости!
– К величайшему сожалению, уважаемый суд, – обрадованно завопил обвинитель, – обвиняемые уже не крестоносцы, а простые паломники! В день турнира, то есть я хотел сказать, во время бугурта, его преосвященство архиепископ Тира по ходатайству ректора крестоносного братства святого Андрея Акрского подписал индульгенцию о том, что обет ими полностью исполнен! Я могу предъявить сей документ суду!
– Я вам верю, мэтр, – ответил бальи обвинителю, – тем более что в состав суда входит представитель кафедрального клира. Сержант Жак, ваш протест отклонен!
– Я желаю говорить, – снова взвился Робер. – Все, что тут было сказано, – это чудовищная ложь! Вдова Хафиза, наша домохозяйка, никакая не колдунья. Она из церкви Святого Марона, которая, как известно, признает главенство римского папы. И повесила она мне на шею вовсе не колдовской амулет, а ладанку с кусочком Святого Креста!
Слушая сбивчивую речь Робера, бальи откровенно скучал, барон не мог скрыть самодовольную улыбку, а сеньора Витториа, делая вид, что ее совершенно не интересует то, что происходит в зале, перешептывалась с сияющим от счастья сеньором Пьетро.
– Значит, вы утверждаете, что перед поединком вам на шею был надет христианский оберег? – вкрадчиво поинтересовался Мартин.
– Христианнее не бывает, – широко улыбнулся Робер.
– И вы готовы предъявить его суду?
– Само собой! – Робер стянул с шеи шнурок и протянул его вперед.
Пристав, по знаку бальи, раскрыл ладанку и извлек из нее маленький корешок, напоминающий человеческую фигурку. Держа кончиками пальцев, он поднес его к судьям. Те, разглядев, что он держит в руках, отшатнулись, словно им под нос подсунули пылающий факел. Затем пристав обернулся к залу и высоко поднял находку над головой.
– Мандрагора! Мандрагора! – раздались отовсюду испуганные крики.
Жак ощутил, что земля уходит у него из-под ног.
– Как видите, многоуважаемые судьи, – заявил обвинитель, – наличие колдовства бесспорно установлено. Всем известно, что корень мандрагоры, вырытый на кладбище или на месте, где казнят преступников, является колдовским талисманом.
– Приплыли, виллан, – пробормотал Робер, – а я-то еще подумал, что это за вино такое нам подали за ужином – с пряным привкусом, и травами отдает. Это, выходит, они нас с вечера опоили, а ночью в ладанку эту гадость и вложили заместо святыни.
– Вы по-прежнему отрицаете обвинение в колдовстве? – спросил бальи.
– Отрицаю, – уверенно ответил Робер.
– Понятно. – Бальи снова смотрел куда-то в сторону и говорил бесцветным голосом, словно произнося заученный текст. – В таком случае следствие будет искать дополнительные доказательства. Сегодня же вдова Хафиза будет взята под стражу и допрошена с пристрастием. Ее обреют наголо в поисках дьявольских печатей, а затем учинят Божье испытание огнем или водой. Но если сир Робер, даже не признавая своей вины, не станет отрицать обвинение, то мои клиенты не будут, в свою очередь, настаивать на дополнительном следствии, а разбирательство о степени вины вышеозначенной вдовы будет передано на рассмотрение совету местной маронитской общины.
В зале повисла тишина, которую на сей раз не нарушили даже хлопотливые птицы. Жак понял, что бальи предложил Роберу обменять жизнь ни в чем не повинной женщины на его собственную жизнь.
– Соглашайся, Робер, – шепнул он приятелю, – я не против. Я не смогу дальше жить, зная, что моя жизнь куплена такой ценой.
– Не нужно допрашивать Хафизу, – спокойно произнес Робер, глядя при этом прямо в глаза Виттории, – я не буду ничего говорить в свое оправдание. Пусть нашу судьбу решает суд.
– Что скажут обвинители? – после тяжелой паузы встав с места и обернувшись к залу, спросил бальи. – Какого наказания они требуют?
– Казнить, – уверенно произнес Ибелин, глядя прямо перед собой.
– Казнить, – неуверенно подтвердил архидьякон, косясь на кого-то из господ.
– Казнить, – заявил, снова надувшись фазаном, Пьетро ди Россиано.
– Казнить, – чуть кивнула донна Корлеоне.
– Казнить, – объявил старшина суда горожан.
Бальи выпрямился и медленно произнес:
– По требованию обвинителей и по приговору суда за указанные ранее преступления рыцарь Робер де Мерлан и сержант Жак из Монтелье приговариваются к смертной казни. Рыцарь – через усекновение головы с последующим повешением, а сержант – через повешение за шею. Приговор будет приведен в исполнение завтра, на городской площади. После казни там же на площади все имущество осужденных будет передано истцам, а также направлено на выплату пошлин и судебных издержек в пользу суда и городской казны.