Дитя Всех святых: Перстень с волком - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Франсуа Намьяс cтр.№ 177

— Она родит нам наследника! И ее зовут Евой! Ева, принесенная в жертву Лилит.

Мать настоятельница монастыря Билетт обладала куда менее решительным характером, чем ее товарка из обители Дочерей Господних. Когда Адам с мечом наперевес потребовал выдать ему сторонницу арманьяков Еву Кретьен, она тотчас же велела привести ту, что стала сестрой Евой де Сент-Агони.

Ева де Сент-Агони предстала перед Адамом и Лилит. Это была юная светловолосая девушка с хрупким телом и бледным, невыразительным личиком. Она выглядела испуганной и покорной, настоящая жертва. Они увели ее, не произнеся больше ни слова, и сама она не задала ни одного вопроса.

Тем же вечером, перед закатом солнца, они пересекли заставу Тампль и направились по дороге в сторону Бургундии. За их спиной остался Париж, и еще долго до путников долетали тошнотворные запахи разлагающихся трупов и паленой плоти: одни парижане сжигали умерших, другие — живых.

Адам сидел на лошади, Лилит и Ева — в повозке, которую они только что купили по случаю. Сир де Сомбреном и его благородная супруга собирались вступить во владение своим замком и сделать так, чтобы его зловещее название полностью оправдалось.

Восстание закончилась резко и внезапно. Убийство беременной женщины не могло остаться безнаказанным. Обращаясь с новорожденным младенцем как с собакой и позволив ему умереть в грязи, бунтовщики зашли слишком далеко. Новорожденный, пусть даже явившийся на свет из чрева сторонницы арманьяков, не был животным, он все-таки был Божьим созданием, и его следовало перед смертью окрестить. Кроме того, убийства священников вызвали резкое возмущение; представители Папы лично выразили протест перед королем.

Все эти доводы заставили Иоанна Бесстрашного действовать без промедления. Он был ответствен за происходящее в столице и не мог допустить, чтобы все эти безобразия продолжались, иначе его чести будет нанесен серьезный урон.

Репрессии начались незамедлительно. Бургундская армия захватила Париж и принялась наводить порядок. Палач Капелюш заплатил за всех. Арестованный на Центральном рынке, он был приговорен к смерти. Когда его в тот же день привели на эшафот, он сам показал новому палачу, как правильно обращаться с топором, и после первого же удара его голова покатилась с плахи.

Его рука, казнившая стольких невинных, была тоже отрублена. Народ, чей гнев угас так же быстро, как и поднялся, безмолвно наблюдал за смертью палача. Затем толпа молча разошлась. Все было кончено.

Но если наказание, которому подверг Иоанн Бесстрашный горожан, было достаточно умеренным, то Божья кара оказалась куда серьезней. Жара продолжалась, гниющие трупы, которые так и не были сняты, вызвали чудовищную эпидемию, и в последующие несколько недель в столице погибло более пятидесяти тысяч человек.

***

Пока в Париже происходили все эти события, Адам и Лилит в сопровождении пленницы обживали свое поместье Сомбреном.

Они прибыли туда в конце августа, и пышные виноградные лозы, которыми был окружен их замок, сгибались под тяжестью огромных золотых гроздьев. Виноградники простирались, насколько хватал глаз, из окон открывался прекрасный вид на холмы. Повсюду царили тишина и гармония. Впрочем, и сам замок являл собой вполне примечательное зрелище.

Он открывался взору только после того, как путник минет крепостную стену, очень высокую, окруженную рвами с зеленоватой водой… Сомбреном не был замком в полном смысле этого слова. Он состоял из нескольких по преимуществу хозяйственных построек. В центре находилось главное здание, длинное трехэтажное строение, стены которого были увиты диким, уже начавшим краснеть виноградом.

Красивые окошки из небольших квадратов стекла прорезали фасад.

Главное здание было окружено различными службами, похожими одна на другую: с толстыми стенами, низкой дверью, подвальными окнами. Все они были предназначены исключительно для хранения вина. Их крыши, как и у главного здания, были покрыты разноцветной черепицей мягких тонов, выложенной изящными геометрическими узорами. Оказавшись в этих местах, Адам почувствовал живейшее изумление. Он ведь здесь уже был, но, как ни странно, ничего не узнавал… Просто-напросто изменились обстоятельства. Он прибыл сюда вечером, а утром уже уехал — значит, получил о поместье лишь беглое впечатление. И потом, тогда было самое начало зимы, только что выпал снег. В покатых крышах, укрытых белым покрывалом, ему виделось что-то тревожащее, на винограднике не было листьев. Поэтому все казалось унылым и в то же время враждебным.

Только теперь Адам увидел все таким, каким оно являлось в действительности. Сомбреному не подходило его имя, он больше не казался ни мрачным, ни тревожным. Напротив, это был теплый и приветливый дом. И от этого, сам не понимая почему, Адам испытал беспокойство…

Что касается Лилит, она не задавала никаких вопросов. Она уже успела обо всем забыть: и о своих парижских тревогах, и даже о пленнице, которая по-прежнему находилась рядом. Лилит получила дворянство — и вот перед нею явное тому доказательство! До этой минуты ее новое положение казалось каким-то отвлеченным понятием, зато теперь она поистине обрела его. И живое воплощение титула находилось перед нею! Их замок. Все это принадлежало им… ей! Интерьер также не обманул ожиданий. Сомбреном оказался домом роскошным, обустроенным с утонченным вкусом. Обозревая необъятный парадный зал с огромным столом посередине, музыкальную гостиную с изысканными инструментами и библиотеку с богато иллюстрированными книгами, Лилит не могла сдержать возгласов восхищения.

Спальней она выбрала самую большую комнату, расположенную в первом этаже. Эта была та самая комната, где Золотая Госпожа установила свою палатку, но Адам не сказал об этом супруге. Первую ночь они провели здесь в обществе Евы, которую привязали к ножке своей кровати.

Они нисколько не смущались, предаваясь любовным утехам в обществе пленницы. Напротив, их очень возбуждало, когда в разгар их страстных соитий она начинала читать свои глупые молитвы.

С самого начала та, которую звали теперь Ева де ля Сент-Агони, приняла свою судьбу с совершенным смирением, не протестуя и не задавая ни единого вопроса. С покорностью побитого животного она готовилась к худшему. И все же несчастная даже не догадывалась о том ужасе, который ей был уготован…

На следующее утро Адам увидел в приемной какого-то толстого, краснолицего человека. При появлении хозяина он отвесил глубокий поклон.

— Меня только что предупредили о вашем приезде, монсеньор. Я находился в Дижоне, как раз вел переговоры о продаже будущего урожая винограда. Узнав, что вы прибыли, я тотчас же поспешил сюда.

«Монсеньор!» Хотя Адам и знал, что отныне именно так его должны называть, это слово буквально оглушило его. Ему всего лишь двадцать два года — и он уже хозяин, тот, кому все здесь обязаны подчиняться.

Собеседник смотрел на него с заискивающей улыбкой. Адаму доставляло удовольствие разговаривать с ним резко: