— Да. Говори, — сказал Ярослав, когда они с Жискаром вошли в занималовку.
Жискар, против обыкновения серьезный, прикрыл дверь. Ярослав сел на ховлебенк.
— Видел я Детина.
— В яме?
— Нет, его держат в каком-то сарае рядом с баней.
— Тебе не помешали его увидеть?
— Нет. Против всяких ожиданий — нет. Мы переговорили, он назвал мне своего доверенного. Оказалось — Бескан. Занимается ростовщичеством, в основном. Детин написал ему письмо с просьбой выделить мне из текущих средств восемь тысяч гривен, и с этим письмом я пошел к Бескану в Кулачный Конец.
— Хорошо. Дальше.
— Бескан, оказывается, успел переговорить со старшим сыном Детина. Тот в свою очередь успел продать Бескану все.
— Все? Что — все?
— Все, чем владел Детин. Товары, ладьи, договоры, владения, все обращено в золото. Сделку устроил некто Нещук. За что и получил свою долю.
— То есть, имущество обращено в золото. А где золото?
— То-то и оно, что — неизвестно. Сын Детина куда-то его спрятал.
— Откуда ты знаешь?
— Я у него побывал. В доме Детина. Приняли меня, надо сказать, очень холодно. Сын говорил сквозь зубы, сказал, что пока он исполняет временные обязанности владельца, или что-то в этом роде, он не обязан давать знать каждому встречному, где хранится его имущество. Так и сказал — мое имущество. Предполагаю, что даже если Детина оправдают, денег этих ему не видать никогда. Репутация его навсегда испорчена, и куда бы он не поехал, во всех славянских землях она, репутация, будет за ним следовать. Я решил рискнуть и предъявил сыну письмо. Сын рассмеялся мне в лицо.
— Да. Дальше.
— На обратном пути мы с Яваном видели несметное количество варангов, шествующее в направлении, которое определяется словами — куда глаза глядят. Кто-то уже уехал в Киев, кто-то подался во Псков, кто-то уплыл по Волхову в Ладогу, рассчитывая перебраться к шведам. В Новгороде варангов осталось человек двести.
Ярослав положил локти на стол и сжал голову ладонями. Молчал он долго.
— Что ж, — сказал он наконец. — Наверное, это справедливо. Иди снаряжай ладьи.
— Сколько?
— Десять. Вечером отчалим.
— В каком направлении?
— В шведском, в каком же еще. Но, снарядив ладьи, возвращайся сюда. Я переговорю с Яваном, а затем уеду с ним в Новгород. Перед отъездом из этих краев я хотел бы сделать по крайней мере одно доброе дело. И я его сделаю, чего бы это не стоило. А ты, пока я не вернусь из Новгорода, будешь сидеть в спальне Ингегерд. И убьешь каждого, кто осмелиться открыть дверь в спальню. Вернусь я к вечеру.
— Позволь, позволь…
— Обсуждению не подлежит. Иди, и скажи Явану, чтоб входил.
Яван смотрел на князя бесстрастными зелеными глазами.
— Яван, ты говорил, что Нещук будет сидеть в яме до той поры, пока кто-нибудь не заплатит его долг казне. Было такое?
Яван изобразил на лице своем недоумение.
— Было?
— Было, — ответил Яван.
— Почему он не в яме?
— Он заплатил.
— Весь долг?
— Да.
— Откуда взялись у него деньги?
— Бескан дал. В счет сделки.
— Ты знаешь о сделке?
— Конечно.
— И ты ничего не предпринял, чтобы сделка не состоялась?
Яван поднял рыжие брови.
— Что-то я не помню, князь, чтобы мне вменялось быть при тебе спьеном или стражником. Да я, наверное, и не согласился бы.
Не подкупили ли его, подумал Ярослав. Бесстрастное веснушчатое лицо. Тонкие губы. Выражение лица по большей части участливое, но участливость эта явно деланная, ненастоящая. Но и не лживая, а так, желание понравиться, вписаться, быть одним из многих, быть своим. Не из корысти, а, очевидно, чтобы забыть прошлое. Вряд ли его подкупили. Владимир не стал бы рекомендовать кого попало.
— Сколько денег в казне?
— Три тысячи двести пятьдесят гривен.
— Где хранятся деньги?
— Не скажу.
— То есть как!
— Так.
Ярослав нахмурился.
— Уж не решил ли ты эти деньги себе присвоить?
— Нет.
— Но не скажешь, где они?
— Если тебе, князь, понадобятся деньги, хоть бы и все, я тебе их представлю в полчаса. Но чем меньше людей знает, где они хранятся, тем лучше.
— Даже я… э…
— Включая тебя, князь.
— А что, — сказал князь. — Это даже остроумно.
Яван поклонился.
— Священника Макария знаешь?
— Местной церкви? — спросил Яван. — Той, что в селении здесь, под боком?
— Да.
— Знаю. Пьяница.
— Да, водится за ним такой грех. Скажешь ему, где хранятся деньги?
— Чем меньше…
— Да, я понял. Но видишь ли, Яван, говорю тебе тайно… Придется нам на некоторое время уехать из этих краев. Я приглашаю тебя ехать со мной.
— В Швецию?
— Да.
— Что ж… — Яван улыбнулся. — Пожалуй. Сегодня?
— Сегодня к вечеру. Согласен?
— Да.
— Скажешь Макарию, где хранятся деньги.
— Он знает.
— Знает?
Яван издал короткий смешок.
— Он единственный помимо меня, кто знает, — сообщил он.
— Ты ему доверился?
— Ты тоже только что хотел ему довериться. Стало быть, есть что-то в Макарии такое. Располагает.
— Он очень уважает свое слово.
— Да. И в отличие от многих, чем больше выпьет, тем больше уважает.
Ярослав рассмеялся. Яван наклонил голову в знак того, что он доволен, что замечание его оценили.
— Жискар говорит, что наемников осталось человек двести.
— Около того. Ньорор очень недоволен. Две тысячи человек выбрали себе нового предводителя и ушли из города. Пятерым уйти не удалось.
Ярослав вздохнул.
— Что с ними сталось?
— Какая-то… ватага, человек восемь или десять, сделала налет на дома, где они жили, по отдельности. Всех, кто был в домах, убили и закопали. Дома сожгли. Действовали ночью.
— Дикость!
Яван пожал плечами. Ярослав неодобрительно покачал головой.
— Прямо Дикий Отряд Ликургуса какой-то…