И все же он испытывал некоторое беспокойство по поводу вновь завербованных участников заговора. Фрэнсис Трэшем, человек злобный и необузданный, не был истинно верующим, и положиться на него Кейтсби не мог. Тем не менее Робин прекрасно знал, что после смерти отца Трэшем получит богатое наследство, которое и делает его весьма привлекательным в качестве соратника. Что ж, окончательное решение можно принять в Лондоне, а потом в Кларкенуэлле. Нужда в деньгах слишком велика, и нельзя медлить ни минуты. Однажды присягнув на верность, Трэшем, как и остальные участники заговора, в случае предательства потеряет слишком много.
С Эверардом Дигби дело обстоит иначе, и Кейтсби он нужен не только ради денег, но и как человек, наделенный большим обаянием. Самым привлекательным в Дигби были его простодушие и твердая вера в принципы протестантизма. В католическую веру его обратил отец Герард, который не только одевался и вел себя как истинный джентльмен, но и искренне считал себя таковым. Отец Герард уловил момент, когда Дигби заболел, и, воспользовавшись паническим страхом перед смертью, направил его на истинный путь. Забавно, что ему удалось обратить в католичество и Мэри, жену Дигби, причем ни один из супругов не знал правды друг о друге. Отец Герард любил хранить подобные тайны до поры до времени, чтобы в полной мере насладиться оцепенением обоих, когда все станет известно.
Кейтсби собирался использовать в своих целях наивное простодушие и душевную чистоту Дигби. Эверарда не только хорошо знал и при дворе, но и считали одной из наиболее ярких восходящих звезд. Он был прекрасен собой, словно молодой бог, ездил верхом так, будто родился в седле, слыл великолепным фехтовальщиком и замечательным музыкантом, хотя последнее достоинство Кейтсби не мог оценить должным образом. Кто-то должен окружить Кумб-Эбби и забрать принцессу Елизавету. Если поручить это дело звероподобному Тому Уинтеру или Джону Гранту, физиономия которого едва ли краше, чем у сатаны, или, того хуже, пьянице Томасу Перси, то слуги принцессы либо будут сражаться не на жизнь, а на смерть, либо сдадутся без боя, справедливо считая себя покойниками. Принцесса Елизавета всего лишь дитя и с перепугу может натворить бог весть что. Разве мало случаев, когда девушки бросались вниз с каменных стен, думая, что под угрозой находится их честь? Любая девушка при виде такой рожи, как у Уинтера, Гранта или Перси, сразу же поймет, что они явились не за дружеским рукопожатием. Если же на Кумб-Эбби нападет Дигби, сражения можно избежать. Эверарда любят при дворе, он истинный рыцарь, недавно причисленный к дворянам, получающим пенсион от его величества. Всем известно, что он примерный семьянин, да и одним своим видом такой красавец может укротить даже взбесившегося быка. Ни Кейтсби, ни делу католицизма не нужна принцесса Елизавета, проткнувшая себя ножом или прыгнувшая с высокой стены в ров. Благодаря обаянию Дигби можно на некоторое время скрыть, что произошло с ее родителями. Особенно если учесть, что и сам Дигби не знает всей правды.
С какой стати Дигби должен оставить красавицу жену, прекрасную семью и отказаться от блестящих возможностей при дворе ради участия в безумном заговоре? Кейтсби лишь улыбнулся про себя, наблюдая, как Дигби стремительно сбегает с лестницы и направляется к оседланному коню, раздавая по пути приказания слугам. Робин знал, что за наивным простодушием сэра Эверарда Дигби кроются ослиное упрямство и решительность, особенно когда дело касается религии.
Они ехали рядом по безлюдной дороге. Том Бейтс отстал на приличное расстояние и не мог слышать их разговора. Оба мужчины дали лошадям полную свободу, чтобы те могли размяться после долгой ночи, проведенной в конюшне. Животные весело бежали по дороге, стряхивая с наездников остатки сна.
— Дигби, друг мой, хочешь ли ты меня порадовать?
Они ехали вдоль сочившегося тонкой струйкой ручейка, который через месяц превратится в ревущий поток.
— Я готов отдать жизнь, лишь бы доставить тебе радость. Ты ведь знаешь, Робин.
— Дашь ли ты мне клятву хранить тайну, в которую я намерен тебя посвятить, и не раскрывать ее ни одной живой душе? Можешь ли ты поклясться всем, что для тебя свято?
Неизменная улыбка, озаряющая молодое, пышущее здоровым румянцем лицо Эверарда Дигби, медленно угасла. Выражение счастья и полной удовлетворенности жизнью еще не сошло, но легкая тень сомнения уже оставила свой след, прочертив на лбу едва заметные морщинки.
— Клянусь. Даю тебе слово джентльмена. Но зачем?..
— Друг мой, я прошу тебя дать обычную клятву, тогда как остальные принесли клятву священную. Суди сам, как сильна моя вера в твою честность. Я всегда выделял тебя среди прочих, и твоего слова джентльмена для меня достаточно. Вот смотри. — Кейтсби достал из-за пояса кинжал с богато инкрустированной серебром рукояткой в форме креста. — Поклянись на этом кинжале, обещая сохранить тайну.
Двое всадников на великолепных лошадях представляли собой странную картину на фоне ясного октябрьского утра. Для крестьян, случайно оказавшихся поблизости, их жизнь оставалась недоступной тайной, и они, глядя на остановившихся у ручья господ, скорее всего решили, что те затеяли какую-то забавную шутку.
— Клянусь, — сказал Дигби и нервным движением положил руку на обжигающую холодом рукоятку кинжала.
Друзья двинулись дальше в сопровождении верного Бейтса, неотступно следовавшего за ними в некотором отдалении.
— Скажи, веришь ли ты в меня? В мою способность видеть и понимать то, что другим недоступно?
— Да, разумеется. — Беспокойство Дигби росло с каждой минутой. — Ты знаешь, Робин, что я всегда считал тебя выше всех остальных. Разве не я одним из первых признал твою исключительность?
Кейтсби протянул руку и, взяв за поводья лошадь своего спутника, заставил ее остановиться. Животное затрясло головой и раздраженно захрапело.
— Дигби, я — посланец Божий. Самому мне это известно очень давно. Господь избрал меня своим орудием. Понимаешь ли ты это и веришь ли в меня?
Кейтсби остановился, и солнце оказалось прямо у него за спиной, образуя во влажном воздухе сияющий ореол вокруг его головы.
Эверарда Дигби охватило чувство растерянности, смешанное с благоговейным ужасом, а на глаза навернулись жгучие слезы.
— Я… я верю в тебя, Робин, — пробормотал он, заикаясь. — Ты всегда так уверен и все понимаешь лучше других. Наверное, твоими устами и правда говорит сам Господь. — По румяным щекам Дигби ручьями катились слезы.
— Тише, — прошептал Кейтсби и ласково приложил руку к губам друга, словно любящий отец, успокаивающий испуганное дитя. — Слушай меня, Мы собираемся свергнуть короля и его миньонов. Под палатой лордов находится пороховой склад, и в день заседания парламента, когда король с наследником, а также Сесил со своей сворой и все, кто притесняет истинную веру, соберутся под одной крышей, мы устроим пожар, который утихнет лишь после воцарения Господа нашего во всей Англии. Мы отправим их всех в преисподнюю, захватим принцессу Елизавету, проедем по центральным графствам Англии и отправимся на запад, поднимая на борьбу тысячи людей, которые пополнят наши ряды. Перси приведет своих воинов с севера, испанские войска направятся из Дувра в Рочестер, перекроют Темзу и задушат Лондон голодом. А с юга придет помощь от католиков Европы.