До начала ужина преподаватели колледжа встретились в «профессорской». Сквозь плотно закрытые дубовые двери в комнату проникал гомон студенческих голосов. «Профессорская» была нововведением: до сих пор местом шумных сборищ служили местные таверны. Алан Сайдсмит, лишенный примет возраста президент колледжа, приветствовал прибывающих преподавателей и их гостей с бокалом в руке. Грэшем еще никогда не видел Сайдсмита без бокала в руке, причем ни разу — пьяным. В этот вечер Алан также пригласил особого гостя.
— Постарайтесь сегодня не упасть лицом в грязь, сэр Генри! — шутливо предупредил он Грэшема. — Сам епископ епархии Или обратился ко мне с просьбой позволить присутствовать на сегодняшнем ужине.
— Обратился с просьбой? — удивился Грэшем.
— Именно, — кивнул Сайдсмит. — Несколько недель назад он выступал у нас в городе с проповедями, и я побывал на одной из них. Мы с ним любовались новой колокольней. Если мне не изменяет память, епископ сказал, что если колледж сочтет уместным пригласить его, он с готовностью примет подобное предложение. Кстати, он поинтересовался, будете ли вы присутствовать на ужине.
Инстинкт самосохранения давно развесил в сознании Грэшема крошечные колокольчики, которые в случае внезапной опасности отзывались гулом набата. Донесшийся до него звон показался оглушительным. Попросить о приглашении на ужин мог лишь один из выдающихся богословов Кембриджа, а также бывший хозяин Пембрук-Холла. Не могла ли загадочная репутация сэра Генри стать дополнительным соблазном для велеречивого прелата? Оценит ли он общество приглашенного Грэшемом гостя — это совсем другое дело. Найдут ли епископ Ланселот Эндрюс и сэр Эдвард Кок общий язык? Сэр Генри имел самые серьезные сомнения на этот счет. И все же такие странные встречи были вполне в духе жизни колледжа — столкновение взглядов, идей, яростные споры и необычные комбинации единомышленников. Мысль о том, что Кок приглашен на ужин в качестве его гостя, позабавила Грэшема. Подобное давало ему самому некое преимущество, вынуждало сэра Эдварда подчиняться ритуалам, распространявшимся на всех приглашенных. Кроме того, это встреча в родных для Грэшема стенах. Кок вышел из стен Тринити-колледжа, однако сэр Генри надеялся, что любопытство по поводу Грэнвилл-колледжа возобладает над обычной подозрительностью старого законника. Хотелось бы еще надеяться, что под броней, защищавшей истинные чувства Кока от бурь внешнего мира, по-прежнему таилась очарованность университетом, свойственная всем, кто вышел из его стен.
— Как вам нравятся наши комнаты? — учтиво осведомился Грэшем, когда сэр Эдвард бочком проскользнул в «профессорскую». Кок никогда не ходил так, как ходят обычные люди. Он либо величественно шествовал, либо проскальзывал бочком. Помещения, которые имел в виду сэр Генри, были построены специально на тот случай, если король Яков пожелает почтить Грэнвилл-колледж своим присутствием.
— Очень даже неплохи, благодарю вас, сэр Генри, — сухо ответил Кок. Его взгляд скользнул по лицу собеседника — как обычно, в надежде обнаружить превосходство, слабость или другие тщательно спрятанные чувства. — Даже для короля.
«А он не лишен чувства юмора», — отметил про себя Грэшем. И хотя юмор этот был сух и резок, все-таки это был юмор. Неужели Кок предлагает ему оливковую ветвь мира? Нет, скорее, поросль ядовитого смертоносного плюща. Сэр Генри жестом пригласил гостя отойти в сторону и уединиться в одном из эркеров, не заметив даже, с какой естественной, ненаигранной учтивостью обратился к своему злейшему врагу.
— Давайте, если вы не имеете ничего против, устроим университетский вечер. Но сначала я предлагаю уладить одно дело. Если не возражаете, мы справимся с ним очень быстро, — сказал Грэшем.
«Боже, отчего мне так хорошо?» — подумал он, ощущая удивительную душевную легкость. По всей видимости, сказывалось благотворное воздействие колледжа. Если в его стенах и имели место злословие и грошовые интриги, то лишь в соответствии с заведенными правилами. Злословие же и интриги королевского двора в своей разрушительной силе не ведали никаких правил, никаких границ. Для кембриджского колледжа невольно напрашивалось сравнение с земным раем, жизнь при дворе являла собой настоящий ад.
В глазах Кока появилось странное выражение. Он оглянулся через плечо и лишь после этого кивком выразил согласие. «Тебе никогда не стать шпионом, — подумал Грэшем. — Взгляд через плечо обязательно подскажет тому, кто следит за тобой, что предстоящий разговор тебя беспокоит. Для внимательного наблюдателя это равносильно откровенному признанию вины».
— Во-первых, я знаю, что интересующие вас документы находятся в руках Марло. — Левый глаз Кока задергался от непроизвольного тика. — Он уже пытался убить меня. Вам, очевидно, известно о недавнем происшествии в театре.
Сэр Эдвард залился краской. Большинство людей мгновенно бледнеют, услышав неожиданное известие. Неужели прилившая к лицу кровь — свидетельство гнева? Неужто Кок настолько зол на него?
— Я приказал своим людям его найти. Они разыскивают Марло повсюду — и здесь, и в Лондоне. И непременно отыщут, достанут даже из-под земли.
— И когда же вы рассчитываете его найти? — резким, неприятным тоном поинтересовался Кок. В его вопросе не было вызова — просто любопытство.
«Значит, дружок, тебе все известно, — подумал Грэшем. — Ты знаешь, кто такой кембриджский книготорговец. Знаешь не хуже, чем знал Сесил. И все же не посчитал нужным поставить меня в известность».
Кок сощурил глаза. Грэшем не стал тянуть с ответом:
— Сегодня вечером. Или через три месяца. Кто возьмется сказать точно? Терпение — самая важная вещь для нас, сэр Эдвард. Не будь такой вещи, как терпение, напряжение сожрало бы нас изнутри, сожгло бы нашу душу… Еще одна забота — Шекспир. Он тоже исчез, его нет ни в Лондоне, ни в Стратфорде.
— Шекспир всегда вызывал у нас гораздо меньше забот, — отозвался Кок с нарочитой поспешностью. — Не мог ли ваш Марло убить и его?
Неуверенность в голосе Кок попытался скрыть под непроницаемой маской; лицо его напоминало застывший лик вылепленной из гипса статуи. Было в этом нечто пугающее. Сэр Генри знал: в жизни этим человеком движут две вещи — тщеславие и гордыня, однако при соприкосновении с его здравым рассудком эмоции и энергия воплощаются в нечто твердое и холодное, как сталь. Его собственные амбиции. Неужели сэр Эдвард способен полюбить другое человеческое существо?..
— Марло уже предпринял весьма театральную попытку убить меня. Зная об этом, Шекспир вполне мог скрыться в каком-нибудь надежном месте.
Истинная причина смерти старого Бена была известна лишь единицам. Один из этих людей пожелал поговорить с сэром Генри, но лишь рассчитывая на увесистый кошель, способный потягаться по весу с корабельным якорем.
— Что вы скажете по поводу Овербери? — спросил Грэшем. Он уже написал Коку письмо, в котором подробно изложил обстоятельства побоища в «Глобусе», и потому задал вопрос, что называется, в лоб. Ему не терпелось узнать, стоял ли сэр Томас за покушением на его собственную жизнь и жизнь Джейн.