— Заслужил. Только смотри не испорти артишок.
Я проводил дни, луща зеленый горошек и поджаривая баклажаны, а но ночам подсчитывал доходы. Складывая сумму при помощи пальцев, я решил, что при заработке пять монет в неделю мне потребуется двенадцать рук или двенадцать недель, чтобы выручить Франческу из монастыря. Иногда двенадцать недель казались мне непомерно долгим сроком, иногда — пугающе коротким. Разорвав шов в матрасе, я прятал деньги в соломе.
Между тем наш сифилитичный дож продолжал поиски вечной юности, а Борджа и Ландуччи плели интриги и боролись за власть. Наступило нелегкое время. Венецию и Венето
[42] наводнили солдаты, улицы прочесывали стражи дожа, «черные плащи» и швейцарские наемники Борджа — обыскивали дома, лавки, школы и церкви, хватали людей и сеяли страх. Мания погони за сведениями о книге превратила Венецию в полицейское государство, где каждый утверждал, будто ничего не знает, но исподтишка, за спинами других делился своими предположениями и слухами. Люди, спасая себя, предавали соседей, и застенки полнились несчастными подозреваемыми. Из Рима прибыли опытные палачи, а из Испании пригласили двух инквизиторов в черных капюшонах, одни из которых был учеником самого печально известного Торквемады.
[43] В это время по мосту Скорби то и дело проходили мрачные процессии.
Как-то раз незавидная доля нести еду в застенок выпала мне. Обычно это делал Джузеппе, но приходилось кормить так много солдат и палачей, что меня послали помочь ему донести мешки с хлебом и сыром. Мы должны были отдать их стражнику у ворот, но когда он принимал еду, из окна подземелья донесся пронзительный крик. Стражник ухмыльнулся.
— Из Рима прислали «иудин стул». Хотите посмотреть?
— А на нем кто-нибудь сидит? — осклабился Джузеппе.
— А ты не слышишь?..
Оба пошли к подземелью, а я остался на месте.
— Подожду вас здесь.
— Ну уж нет, ублюдок! — Джузеппе посмотрел на стражника. — Этот подлец не желает мараться. — Он схватил меня за шиворот и пихнул вперед.
Мы спускались по узкой каменной винтовой лестнице, и по мере того как сгущалась тьма, крики становились все громче и вдруг прекратились. В самом низу стражник толкнул низкую тяжелую дверь, и я увидел обнаженную женщину, привязанную к похожему на трон стулу с шипами. Вокруг нее сновали призрачные фигуры. Меня замутило от запаха мочи и фекалий. Женщина уронила голову на грудь, поэтому я не видел ее лица, по все ее тело содрогалось. Свет давали только мерцающие в углах свечи, а единственным звуком в подземелье был шорох бегающих по полу крыс. Чтобы женщина не могла соскочить со стула, ее руки и ноги привязали к нему кожаными ремнями.
— Ну-ка приведите ее в чувство, — раздался ледяной голос одного из «черных плащей».
Высокий мужчина в капюшоне крепко прижал плечи женщины к шипам и довольно крякнул, когда острия вошли в тело и несчастная дернулась. Ее глаза округлились от ужаса, распухшее, в кровоподтеках лицо мучительно исказилось. Она стонала, и капли крови беспрерывно падали на пол.
— Что она совершила? — ухмыльнулся Джузеппе.
— Она? Ничего. — Стражник почесал промежность. — Через несколько минут она будет вся в крови. Тогда приведут ее мужа. Им нужен он, а не она. Он библиотекарь. Женщина недолго протянет, но он заговорит быстро. Никто не в силах на такое смотреть и держать язык за зубами. Отличный стул.
Когда мы выбрались из подземелья, меня стошнило в канал, а Джузеппе рассмеялся.
— Всегда знал, что ты слабак.
Венеция сжалась от страха, а на кухне трудились вовсю, готовя заморские блюда для неослабевающего потока ученых иностранных гостей нашего любознательного дожа. Мы кормили профессоров из старейших университетов (из Гейдельберга — свининой и клецками с маслом; из Болоньи — пастой с густым мясным соусом; известного травника из Франции — пряным кассуле;
[44] знаменитого библиотекаря из Сицилии — котлетами, фаршированными анчоусами и оливками; смуглолицего чародея из Египта — маринованным кебабом; флорентийца из ближнего окружения покойного Савонаролы — жареной рыбой со шпинатом; алхимика из Англии — хорошо поджаренным мясом, а монахов-переписчиков из главных монастырей — вареной курицей с рисом).
Во время застолий беседа превращалась в допрос, и у Безобразной герцогини один глаз был всегда голубым, другой — карим. Самым важным гостям вопросы задавали вежливо, а затем говорили «ариведерчи». Но необъяснимо возросло число грабежей на дорогах, и даже поговаривали, будто многие из гостей дожа вовсе пропадали по пути домой. Менее важных особ, таких как монахи-переписчики, ждал сюрприз: во время десерта из стены появлялись стражники, уводили их по мосту Вздохов в тюрьму и там подвергали более обстоятельному допросу.
Я был не единственным свидетелем этих похищений. Во дворце со множеством челяди не прекращались слухи о новых, вызывающих ужас пытках: дроблении костей, извлечении внутренностей, поджаривании пяток и медленном сдирании кожи. Палачи пользовались крысами, пилами, расплавленным металлом, тисками для больших пальцев и клещами. Все это рассказывалось иногда с отвращением, иногда со страхом, а порой, должен с прискорбием признаться, с увлечением.
Все это тревожное и жестокое время старший повар появлялся с утра на кухне с темными мешками под глазами, обходил свои владения, потирая виски, и, случалось, забывал попробовать соус, прежде чем тот был готов. Как-то раз Пеллегрино попросил его оценить грибную подливку, но синьор Ферреро только уставился на горшок. Пеллегрино тронул его за плечо. Старший повар очнулся, попробовал соус и кивнул, но я никогда не видел, чтобы его колпак так уныло свисал набок.
Наступил момент, когда мы услышали, что Джованни Медичи
[45] начал собственные поиски книги — Флоренция решила потягаться в этом деле с Венецией и Римом, а у них тоже имелись свои застенки. Эта новость настолько расстроила старшего повара, что он не закончил составления меню на следующий день и допоздна оставался на кухне, сгорбившись за своим столом.
Я крутился у горшков с полуфабрикатами, пока не ушли все остальные повара, и только после этого решился подойти к синьору Ферреро.
— Маэстро, — спросил я, — когда мы снова поговорим о тайных рукописях? — Я надеялся получить хоть какую-нибудь крупицу информации, узнать любопытный факт, чтобы подбросить его Франческе и таким образом умаслить, пока не скопилось достаточно денег, чтобы забрать ее из монастыря.