Трон императора. История Четвертого крестового похода - читать онлайн книгу. Автор: Николь Галланд cтр.№ 158

— По-моему, все было сказано ясно — хочу спасти ее от неверного шага! — громко произнес я и крикнул через его плечо: — Джамиля! Подойди сюда! Сегодня вечером мне надо везти Лилиану в аббатство. Хочу, чтобы ты отправилась с нами! Если уж жертвовать собой, то не из чувства долга, а ради веры или любви! Ты сама наблюдала, как Грегор усвоил этот урок! — Я шагнул к окну и, покосившись на Самуила, ехидно спросил: — Я вас не слишком обременю просьбой позвать сюда мою женщину?

На лице его отразились разные чувства, причем одно быстро сменяло другое. Тем временем солдаты за моей спиной тихонько давились от смеха. Они дежурили на этом посту несколько недель и умирали от скуки, теперь же у них появилась надежда хоть как-то развлечься.

Мои слова, которые Джамиля прекрасно расслышала, заставили ее подбежать к окну. Наверное, она плакала, ее лицо было по-прежнему мертвенно-бледным.

— Что ты затеял? — с яростью прошептала Джамиля.

— Ты можешь уйти в любую минуту, — громко произнес я. — Охрана предупреждена.

— Я не могу так поступить. И если ты думал, что я уйду, то в тебе нет ничего человеческого.

— Мне что, войти и увести тебя силой, по-варварски? Или, в подражание великим крестоносцам, сразиться за право обладать тобой? Самуил бен-Давид, вызываю тебя на поединок!

Эта реплика была произнесена с подчеркнутой жестикуляцией, чтобы охранники поняли, какие нешуточные страсти здесь разыгрываются. Они остались очень довольны.

— Не смеши людей, — сказал Самуил.

— Ага! Ты принимаешь вызов! — продолжал я. — Выходи и сразимся!

Самуил посмотрел с высоты своего роста вниз на Джамилю.

— Чего он добивается, дьявол его побери? — спросил он по-арабски (во всяком случае, произнес что-то в этом роде).

Ее ответ, тоже на арабском, вероятно, означал следующее:

— А это только дьявол и знает.

Самуил высунулся из окна, чтобы увидеть ближайшего охранника.

— Мне позволяется выходить? — спросил он и повторил вопрос на греческом.

Охранник проворчал что-то невразумительное и позвал старшего, который занимал пост у дверей. Тот давно подбирался к углу, чтобы самому посмотреть, из-за чего весь сыр-бор.

— Тогда придется мне войти внутрь и одержать над тобой победу в твоем собственном доме! — объявил я и, подтянувшись, начал карабкаться в окно.

Джамиля и Самуил, перепуганные, отпрянули в глубь комнаты.

Охранники тут же схватили меня и оттащили назад. Они хоть и веселились, но действовали жестко. Мне пришлось устроить целое представление, пытаясь вырваться из их лапищ.

— Этот мужчина забрал мою женщину! — бушевал я, пока меня волокли, держа за лодыжки и запястья.

Отойдя в сторону на несколько ярдов, они бросили меня на землю, но я сразу вскочил и ринулся обратно к окну.

— Требую удовлетворения, прежде чем уйду! Джамиля, переведи!

Но развеселившиеся охранники прекрасно все поняли и без перевода. Они не позволили мне залезть в окно, зато принялись делать ставки, кто из нас двоих победит в кулачном бою. Самуил все больше и больше негодовал, а Джамиля бормотала что-то по-арабски, стараясь его успокоить. В конце концов он замолчал и больше ни на что не реагировал, а тем временем мы с охранниками договорились, что я сражусь с Самуилом на кулаках, но только в пределах дома. Поединок закончится с первой кровавой ссадиной или сломанной костью. Джамиля достанется победителю. (Желание Джамили уйти с победителем не обсуждалось, даже когда она по праву толмача заговорила об этом.)

Охранники напросились в дом поглазеть на поединок, поэтому мы немного подождали, пока к нам не спустился тот, что дежурил на крыше. У меня отлегло от сердца, когда я увидел, что домочадцы Самуила теперь насчитывали только самого хозяина дома и Джамилю — должно быть, он распустил слуг, для их же безопасности, когда вся Пера снялась с места. Что ж, тем проще.

Мы с Самуилом стояли друг против друга в центре почти пустой главной комнаты. Нас разделяло два шага, не больше. Снаружи принесли факелы, чтобы всем было хорошо видно, как пойдет мордобой. Я нарочито стал готовиться к побоищу; Самуил — нет. Он смотрел на меня сверху вниз с сознанием собственного превосходства, которое несколько поубавилось, пока я закатывал рукава, прыгал, разминаясь, плевал на ладони и растирал руки. Он был старше меня всего на несколько лет, но выглядел как глубокий старик. Шестеро охранников растолкали по углам скудную мебель, побросали туда же подушки и окружили нас, чтобы не пропустить ни одного удара. Они неритмично хлопали в ладоши, предвкушая зрелище. Четверо поставили на меня, двое — на Самуила. Из моей четверки один поспорил с остальными, что Джамиля не пойдет со мной, даже если я выйду победителем, потому что ей придется остаться и перевязывать раны Самуила, а кроме того, я сумасшедший — это сразу видно.

Я назначил Джамилю судьей, приказал стоять рядом с нами и не отходить в сторону, какой бы жестокой ни была драка, чтобы она могла объявить об окончании, если увидит причиненный ущерб. Ей также выпала честь дать сигнал о начале поединка, бросив на пол платок, или шарф, или рукав, или что-нибудь в этом роде.

— Благодарна тебе за… галантность, — неуверенно произнесла она, — но не доверяю ей и не хочу, чтобы вы дрались. Если ты ждешь меня, то тебе придется ждать еще много лет.

— Готов ждать вечность, — пробормотал я, не решаясь посмотреть ей в лицо, а лишь бросая взгляд в ее сторону.

Один из охранников немного знал французский и догадался, что она уклоняется от своих обязанностей, поэтому вызвался дать сигнал к бою вместо нее. Он поднял руку, а потом резко опустил, издав крик, после чего этот крик подхватили другие.

Я подскочил к Самуилу и двинул его как следует по плечу, оттолкнув к той стене, где начиналась лестница, ведущая наверх. Мой противник чуть не упал от изумления и испуга.

— Давай, — сказал я, — ударь меня! Ну же! Врежь посильнее!

Он с отвращением посмотрел на меня.

— Лекарь не имеет права причинять людям вред.

— Бей, тебе говорят! — закричал я и, подойдя поближе, ударил его по лицу.

Он невольно закрылся руками, как это делают девчонки, а я был уже совсем близко и сделал вид, что собираюсь снова дать ему пощечину, тогда он со злостью перехватил мои запястья и начал отталкивать меня назад.

— Ты осел! — Мой крик был подчеркнуто громким. — Пусти!

Я тряхнул руками, словно пытался изо всех сил отделаться от него, но Самуил цепко меня держал, не позволяя снова его ударить. Поняв, что он не отпустит меня, я развернулся так, что мы поменялись с ним местами, и оба приблизились к лестнице.

У подножия лестницы я вдруг испугался, не последует ли какое-то неловкое движение с его стороны, но Самуил, хоть и был совершенно сбит с толку моим поведением, понял, что нам нужно попасть на второй этаж. Посомневавшись немного, он выпустил мои запястья и умудрился стукнуть меня довольно сильно по корпусу. Чего он никак не ожидал, так это наткнуться на доспехи у меня под рубахой — не только толстую веревку, обмотанную вокруг в несколько слоев, но и голову Иоанна Крестителя, принять которую у Грегора не хватило великодушия. Она покоилась в красном мешочке под всеми слоями веревки. Поэтому от удара досталось не столько мне, сколько ему самому. Мы оба сделали вид, будто все наоборот: я согнулся пополам, хватая ртом воздух, а он отвел руку назад, чтобы вновь нанести удар, и тогда, изобразив панику, я повернулся и начал карабкаться по лестнице. Он полез за мной, хватая меня за ноги и крича. Я испуганно заголосил. Варяги хлопали в ладоши и улюлюкали, в восторге, что денежки не пропали зря. Гвардейцы сами вручили Джамиле светильник и жестами велели подниматься, весело напутствуя, чтобы следила за нами повнимательнее. С момента моего первого удара они сразу начали поднимать ставки. Теперь мы оба тянули на пять монет каждый, примерную стоимость нового набора скрипичных струн.