Сен-Жюст. Живой меч, или Этюд о счастье - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Шумилов cтр.№ 121

Под покровом ночи наступало и братство в любви… Что дало позже историкам, сравнивавшим совершающиеся мистерии с античными культами (киберического, пифийского и даже фаллического характера), ехидно написать, что праздновавшие равенство «всех во всем» просветившиеся санкюлоты вернулись к добрым «вакхическо-либерическим традициям древних республик Греции и Рима». Впрочем, эти шутовские карнавальные шествия не были чем-то новым во Франции, которая помнила и еретиков-катаров, стремившихся разрушить до основания «дома молитв», построенных человеком, и тоже сжигавших статуи святых и иконы, и религиозные войны католиков

с протестантами-гугенотами, продолжавшиеся полстолетия, ставшие как бы предтечей Революции, и, наконец, знаменитые средневековые мистерии. Притом что некоторые обряды новых «республиканских мистерий» поразительно напоминали старые обряды так называемого «ковена» – средневекового шабаша ведьм, как его описывала официальная церковь, что втайне было отмечено многими очевидцами.

Ко всему прочему созданная 5 октября в Париже семитысячная Революционная армия (аналог «продотрядов» в нашей революции!), посланная в окрестности столицы для сбора хлеба голодающим предместьям, кроме своего прямого дела в виде реквизиций приступает к повсеместному разрушению свидетельств «постыдного культа» там, где они еще сохранились. Туда же, куда парижские санкюлоты не доходили, атеистическое знамя подхватывали местные «народные общества» (аналог наших «комбедов»), которых по Франции насчитывалось аж 44 тысячи! Главной «антицерковной» добычей всей этой армии оборванцев-атеистов служили медные колокола, за которыми, как утверждают злопыхатели, отряды «ревармейцев» зачастую даже не удосуживались подниматься на колокольню, а просто «снимали» их пушечными выстрелами, стреляя в основание самой колокольни. Правда это или нет, но так, по крайней мере, жаловались в Конвент напуганные буржуазные жители тех поселений, через которые проходили отряды Революционной парижской армии.

«Огонь тлеет под пеплом и в ближайшее время может привести к ужасному взрыву», – доносили в Комитет общественного спасения секретные осведомители. Становилось ясно, что большинство простых французов, которые вначале никак не выразили свое отношение к введению новой «религии Разума» (видимо, из-за ее неожиданности), теперь начинали приходить в себя и открыто высказывать возмущение вандалам «от просвещения». Во многих департаментах мозолистая рука крестьянина, при виде разграбленной церкви, арестованного священника и сожженных икон, уже начинала поглаживать деревянную ручку топора…

– Если бы Бога не было, Его надо было бы успеть выдумать!

…С тревогой повторяли про себя эти слова разумные последователи Руссо и, прежде всего, сам Неподкупный Робеспьер, который сначала с недоумением, потом с настороженностью, а потом с открытой враждебностью следил за действиями дехристианизаторов.

Еще в самый день отречения от своего сана парижского капитула Робеспьер с упреками обрушился на Клоотца в правительственном Комитете общественного спасения: «Затрагивая предрассудки людей, гражданин оратор человечества, вы только отдалите от нас эти самые ваши «братские» народы, которые теперь подумают, присоединиться ли им к Франции или нет!» – «Дело уже сделано, гражданин Робеспьер! – ответил бывший барон. – А чего нам бояться? Нас уже тысячу раз называли нечестивцами!» – «Да, но тогда у них не было к этому оснований, а теперь есть!» – отрезал Робеспьер, и «нечестивец» Клоотц поспешно ретировался из Комитета. Через три дня он принял самое активное участие в Празднике Разума в Нотр-Даме.

На следующий день 1 фримера Робеспьер обрушился, наконец, в Якобинском клубе на «атеистическую революцию», обвиняя ее вождей в связях с заграницей, контрреволюции и просто в безнравственности. Справедливо указывая на то, что «торжество Разума над жреческим культом» разрушает попутно и все остальные «культы» – предков, семейного очага, традиций и обычаев древнего народа Франции, но, что хуже всего, приводит к одичанию нравов и даже моральной деградации участвующих в этих маскарадах народных толп, Робеспьер высмеивал тех «республиканских вождей», которые темный религиозный фанатизм хотят заменить атеистическим фанатизмом,

в сущности, таким же темным, так как дикие разрушители храмов – санкюлоты – так же далеки от истинного просвещения, как и неграмотные крестьяне.

– Кто это выдумал, что главной причиной наших бед является фанатизм и религия? – повторял Робеспьер и в последующие дни. – Стало быть, это недобитые священники виноваты в войне, голоде, инфляции и мятежах?! Говорить это – и есть самая настоящая контрреволюция! Вера в бога есть самая настоящая народная идея, ибо она дарует сладкое утешение сердцу угнетенного в этой жизни. Если уж вы не сумели создать бедняку более-менее приличное настоящее, зачем вы хотите отнять у него и будущее за гробом? Что ему еще тогда останется делать, как не восстать против невыносимого настоящего, так как будущего он лишился? Атеизм аристократичен – его выдумали дворяне, которым слишком хорошо жилось и в этой жизни, и кому, скажите, не по вкусу народная идея Верховного существа вселенной, охраняющего угнетенную невинность и карающего торжествующее преступление? – только врагам революции…

Сам того не замечая, Робеспьер слово в слово повторял дореволюционные аргументы королей и церковных иерархов о полезности веры, которая учит неграмотных бедняков добродетели и повиновению властям, разве что слово «монархия» в его речах было заменено «революцией». Но логика в его речах была: народ сам откажется от жестокого бога угнетателей (каким все-таки Робеспьер был склонен видеть старого католического бога), если будет просвещен; непросвещенный народ лучше «держать в вере»; слепая вера (в лучшую жизнь за гробом) предпочтительнее, чем полное безверие, «которое развращает, заставляя человека стремиться лишь к земным удовольствиям».

Именно в этот момент Неподкупный начинает обдумывать свою «народную идею Верховного существа», новую гражданскую религию, которую следовало бы ввести вместо действительно устаревшего (для себя Робеспьер этого не мог не признать) католического культа, во главе которого следовало бы поставить главного народного представителя французского народа, чтобы сосредоточить для пользы дела в одних руках и материальную и духовную власти.

Итак, Верховное существо едино и неделимо, и гражданин Робеспьер – пророк его!

Лишь через шесть месяцев Максимилиан Робеспьер воплотит свою мечту о новой «очищенной» религии в жизнь, введя во Франции культ Верховного существа и встав во главе этого культа. А сейчас его не поняли даже коллеги по правительственным Комитетам – все они пока приветствовали «Разум». Что же касается соратников по «триумвирату», Робеспьер мог быть доволен лишь Сен-Жюстом: как доносили из Страсбурга собственные агенты Неподкупного, наблюдая провинциальный «дехристианизаторский карнавал», устроенный местным антирелигиозным деятелем – общественным обвинителем департамента Нижний Рейн расстригой Шнейдером, Сен-Жюст, этот истинный ревнитель «слова и дела Божиего», не удержался от слез (и очень вскоре послал Шнейдера на парижскую гильотину). Понятно, что Робеспьер, ни разу не видевший на лице Антуана не то что слезинки, но даже сильного проявления чувств, этому сообщению не поверил. Но остался доволен: слухи о духовной сентиментальности его помощника, которого все почитали истинно «железным человеком», были весьма полезны самому Неподкупному. В противоположность этому рассказы о религиозной деятельности Кутона в Пюи-де-Доме совсем не радовали: верный соратник Робеспьера играл там (к ужасу последнего!) роль одного из самых активных дехристианизаторов!