Конец – молчание - читать онлайн книгу. Автор: Валерия Гордеева, Виктор Егоров cтр.№ 51

Он не знал, что двадцать восьмого сентября тридцать восьмого года, за два часа до начала назначенной Гитлером в связи с чехословацкими событиями мобилизации, командующий Берлинским военным округом генерал Вицлебен прибыл к начальнику штаба сухопутных войск генералу Гальдеру, чтобы получить приказ об аресте и расстреле фюрера.

Оппозиционно настроенная военная верхушка, хорошо понимая всю нелепость, всю одиозность фигуры, возглавившей страну, а главное, опасаясь, что Гитлер, не сумев договориться с Западом, приведет рейх к конфликту с ним и к губительной войне на два фронта, решила избавиться от выскочки-австрияка и ввести в Германии военную диктатуру.

Спасло фюрера лишь срочное сообщение из Лондона, что на следующий день в Мюнхене состоится встреча Чемберлена, Даладье, Муссолини и Гитлера.

Расправу отложили. А когда соглашение было подписано, фюрер вернулся в свою рейхсканцелярию «бескровным завоевателем», по словам того же Гальдера, который уже обмакнул перо в чернильницу, чтобы ликвидировать своего вождя.

Правда, попытки убрать Гитлера продолжались: групп и группировок оказалось много. Но, может, именно это и спасло фюрера? Как в декабре тридцать девятого, так и в январе сорокового?

И все же противники Гитлера (военные и штатские) не успокаивались. Несмотря на войну, эти люди путешествовали по всему свету, ища нужные связи, везде и всюду доказывая, что они – не враги западной цивилизации, что, оказавшись из-за Польши в состояния войны с Англией и Францией, они придерживаются взглядов, давно известных всем: главный враг – это красная Россия.

Часть заговорщиков, правда, побаивалась похода в Россию, помня исторические уроки. Но их было меньшинство. К такому, наиболее трезвому, меньшинству, очевидно, принадлежал и Эберхард. Но господина оберста не могло не нести по течению! И это явно омрачало его и без того не слишком легкую жизнь…

В тот субботний вечер, после ухода неожиданного посетителя, полковник был задумчив и рассеян. Варгасову стало даже жаль его. Неглупый человек, а попал в западню!

Баданов жил на самой верхотуре многоэтажного дома в Темпельгофе. Дима неплохо знал этот район: они с Максимом Фридриховичем обосновались неподалеку, на Виктория-Луиза-плац, и частенько бывали на Темпельгофском рынке, раскинувшем яркие павильончики прямо под открытым небом.

«Куда ж они убирают свои палатки?» – снова удивился Варгасов, проходя по совершенно чистому месту, где днем обычно бурлила торговля. Каждый раз, попадая в Темпельгоф, Дима вспоминал, что так и не выяснил это. А потом забывал: было много других нерешенных вопросов.

Лифта в доме не оказалось, и Варгасову пришлось подыматься на пятый этаж по довольно крутой лестнице. «Я-то – еще ладно… – думал он, отсчитывая щербатые, истонченные временем ступени. – А как же Баданов? Ему не меньше шестидесяти!»

Дима смутно припоминал высокого худощавого старика с длинными, как у священнослужителя, седыми волосами и со свистящим тяжелым дыханием. Или он ошибался? Может, неверно соединил фамилию, которую услышал от Скобликова, и внешность того человека, которого несколько раз видел на сборищах русских фашистов?

Но в дверях, на которые Варгасову указала хозяйка квартиры, показался именно тот человек, которого и ждал Дима.

– Вы ко мне? – Старик не скрывал удивления: видно, его не часто посещали на этой голубятне.

– К вам, Алексей Платонович!

Баданов удивился еще больше: откуда незнакомый унтер-офицер знает его имя? И почему этот немец так чисто говорит по-русски?

А через час они пили чай с клубничным вареньем, сваренным хозяином, и говорили о жизни. К этому располагало все: и душистый, правильно настоенный чай, и отличное – не хуже, чем у Варвары Ивановны, – варенье, и весь вид небольшой, но чистенькой – какой-то очень русской – комнаты.

И где Баданов ухитрился достать все эти нетипичные для Германии вещи? Железную кровать с шишечками… (Немцы любили деревянные.) Этажерку… (Немцы предпочитали держать книги в шкафах.) Диван со спинкой из трех подушек… (Немцы признавали только тахту.) Упорно, видно, собирал по всему Берлину!

Впрочем, это – заметил сам Баданов – иллюзии. На родине он жил совсем иначе: в собственном доме, в собственном поместье… А потом, после семнадцатого, его так швыряло по белу свету, что он забыл и о доме, и о поместье – заработать бы на кусок хлеба! Об одном только никогда не забывал: сделать так, чтобы его пристанище – квартира ли это в дни удач или жалкая лачуга в самые мрачные периоды – было, по возможности, русским.

Он всегда старался достать пучок прожаренной солнцем травы, клал его под подушку, закрывал глаза, и ему мерещилось, что кругом – благоухающее сено, а над головой – золотисто-синее слепящее марево. Ночами он частенько бывал Дома, в России… И это скрашивало его никчемную жизнь.

– Налить еще?

Дима с удовольствием согласился: давно не пил такой вкусный чай, да еще из стакана с подстаканником! Здесь всюду – замысловатые чашки да блюдечки: не дай бог разбить…

А Баданов, заботливо укутав пышными юбками румяной, с ямочками на щеках, опять же совершенно российской, «бабы» чайник с кипятком, продолжал рассказывать: за долгие годы Дима, наверное, был первым человеком, которого искренне заинтересовала судьба отшельника.

– Кем я только не был! И официантом… И грузчиком… И мойщиком стекол… В Брюсселе мне неожиданно повезло: устроился шофером к богатому адвокату. Жизнь вроде пошла на лад. Так бес меня дернул: рассказал его супруге, что я – дворянин! Та – мужу. А он сразу же меня уволил, заплатив, правда, жалованье за два месяца вперед. Ему, видите ли, показалось неудобным держать в услужении русского аристократа!

Алексей Платонович спугнул ложечкой чаинки в стакане и продолжал свой невеселый рассказ:

– И тут от отчаяния осенила меня одна идея: приобрел я на те неожиданные деньги страховку и – стыдно даже говорить – отрубил на левой руке два пальца, инсценировав несчастный случай. Ну а разбогатев таким образом, переехал в Берлин и устроился на железную дорогу старшим мастером по ремонту путей. Вот уж больше пятнадцати лет служу!

Баданов опять покрутил ложечкой в стакане: чай его совсем остыл, но старику, кажется, было не до этого…

– Видите, сколько страданий выпало на мою долю по вине большевиков!

– М-д-а-а… – Дима понял, что пытаться распропагандировать хозяина бессмысленно. Да и зачем? – Что же вы не ходите на наши собрания, Алексей Платонович? – спросил он, вспомнив, зачем его прислали. – Господин Скобликов беспокоится, не заболели ли вы… Просил узнать, не нужно ли чего…

– Ничего мне от него не нужно! – Баданов резко отодвинул стакан. Поколебавшись секунду, сказал твердо: – Да, так и передайте: ничего не нужно! Но и от меня пусть ничего не ждет. Мне с его сворой не по дороге.

Дима молчал, стараясь не глядеть на старика, которого скрутил астматический приступ. А когда тот, откашлявшись и отдышавшись, вытер мокрые глаза, встал. Но Баданов неожиданно сильно надавил на его плечо, усаживая на прежнее место.