Сергей с минуты на минуту ждал сигнала Дорофеева, чтобы исчезнуть с «конспиративной» квартиры (от Логинова они почти сразу же ушли), когда Муромцев неожиданно позвал Горина с собой. Сергей крайне удивился: во-первых, день был в разгаре, а Виктор Ростиславович старался обделывать дела в темноте, во-вторых, зачем он ему понадобился?
По дороге к месту встречи кое-что прояснилось: Виктор Ростиславович, долго наблюдая за Сергеем, видно, все же пришел к выводу, что ему можно доверять, и решил познакомить с одним из своих людей, чтобы они после возвращения Муромцева в Париж работали вместе. Ну а день – он тоже не всегда страшен… В толпе народа перемолвиться с кем-то словечком-другим и потом разойтись в разные стороны – что может быть безопаснее?
Встреча – как бы совсем случайная – состоялась на углу Садовой и Плющихи, в многолюдном, суматошном месте: все как раз возвращались с работы. Не спеша завернули в ближайший переулок, потом вошли в какой-то сумрачный подъезд…
Ксенофонтов, в прошлом белый офицер, оказался человеком огромного роста, с ручищами молотобойца. Он скользнул равнодушным взглядом по изящной фигуре юного Норкина, которого Муромцев ему представил, и отвел глаза, вероятно, разговор о нем состоялся раньше.
«Какой-то замороженный мамонт! – с неприязнью подумал Сергей. – И туда же, в политику, в заговоры!» А между старыми «младороссами» уже текла неспешная беседа, начало которой Горин как-то пропустил:
–ѕ…Вот до сего дня и кручусь. Но ничего пока не выходит!
–ѕ Да, это было бы весьма кстати… Там у нас, правда, есть один человек! Но ведь чем больше, тем лучше? Вам кто-нибудь помогает?
– Конечно! В Главном штабе работает брат жены, бывший царский полковник. Именно он оказывает протекцию. Но все дело упирается… – Ксенофонтов, пряча в громадных ладонях огонек спички, замолчал. Сделав несколько глубоких затяжек, он снова заговорил: – Все упирается в одну штабную сволочь. Этот тип, тоже в прошлом офицер, продал красным многих наших. В том числе и моего двоюродного брата…
– Как так? – нахмурился Муромцев.
– А так! Несколько лет назад группа офицеров хотела уйти за границу. Если не вышло тихо, пробивались бы с оружием в руках. Так тот самый тип сначала их отговаривал, а потом сообщил в Чека. Только брату удалось скрыться… Мы с ним сейчас частенько коротаем время за рюмкой коньяку: еще сохранились кое-какие запасы. Когда я рассказал брату, кто стал на моем пути, его чуть удар не хватил!
– Фамилия этого штабиста?
– Логинов.
Сергей почувствовал, как что-то внутри оборвалось и ухнуло вниз.
– Имя? – Муромцев не смотрел на Горина, так же как и тот на него. Но по заострившейся вдруг скуле худого лица Виктора Ростиславовича, которую краем глаза видел Сергей, он понял, что сейчас произойдет нечто страшное…
– Имя? Чтоб мне век его не слышать! Александр Леонидович.
– Та-ак… – Муромцев на секунду прикрыл глаза и тут же торопливо стал прощаться с Ксенофонтовым. – Ну, ты иди, иди… А мы тут немного побеседуем…
«Может, еще есть выход? – промелькнуло в голове Горина. – Мало ли что наговорит какой-то там двоюродный брат, накачавшись коньяком! Или все-таки бежать? Нет, надо повременить… Один он со мной все равно не справится. Вдруг я все-таки сумею его переубедить?»
Но Горин ничего не успел сказать Муромцеву: страшная боль ослепила его. Схватившись руками за грудь, Сергей сделал несколько шагов. Последнее, что он услышал, прежде чем рухнуть на каменный пол, было имя, с которым он сросся за полгода:
– Прощай, Петр Норкин!
И снова Горина что-то ослепило: в дверь, через которую выскользнул на улицу Муромцев, на миг ворвалось солнце…
Очнувшись после операции, Сергей увидел над собой рыжебородое лицо. Горин хотел спросить Дорофеева, как дела, и не сумел разлепить спекшиеся губы.
Но Семен Ильич, словно угадав мучивший раненого вопрос, быстро-быстро закивал:
– Порядок. Все гаврики у нас.
«А Муромцев?» – Горин опять не сумел заговорить.
И снова Дорофеев его понял. Но по тому, как он жалостливо глянул на Сергея, как осторожно погладил его восковую руку своей широкой ладонью, Горин безошибочна угадал: плохо.
«Ушел?» – глазами спросил он Дорофеева.
– Ушел… – качнул тот головой и снова погладил руку Сергея – такую прозрачную и бескровную на фоне грубого коричневого одеяла.
Сергей опустил тяжелые веки. Испуганный Дорофеев кинулся за врачом. И вовремя! Прямо как тогда, в подъезде, когда о Горина споткнулась какая-то старушка с ведром. Медики подшучивали после: «Хорошо, что нож прошел мимо сердца, а бабка мимо не прошла».
Только через год Сергей окончательно оправился и, с благословения Семена Ильича, поступил на рабфак, потом, в институт. Все пять лет Дорофеев с него глаз не спускал и, как только Сергей собрался получить диплом, вызвал его.
Сначала Горин расстроился. Ну что ж это такое? Учился, учился – и на тебе!
Семен Ильич в ответ рассердился:
– А в ОГПУ, по-твоему, неучи должны работать? Ты же ѕ прирожденный чекист, можно сказать, с детства этим занимаешься… Тебе и карты в руки! Даже времени на раздумье не дам! Объясни ситуацию своей Соне, в мировом, конечно, масштабе. Она – женщина не глупая, сама историк, должна все понять правильно… И изволь приступать. Если уж не ты, Горин, то кто же тогда? Работы у нас – невпроворот!
Семен Ильич встал из-за стола, обнял растерянного Сергея.
– И переваливать ее не на кого. Тут, понимаешь, есть данные, что уже года два-три, как у немцев началось серийное производство танков, что вовсю идет работа – теоретическая и экспериментальная – над усовершенствованием орудий и брони для военных кораблей. А ты пирамидами хочешь заниматься да мумиями разными? Подождут они… Тысячи лет ждали и еще немного потерпят!
– Вы думаете, будет война?
– А сам как считаешь? – прищурился Дорофеев, и его светло-рыжие ресницы почти сомкнулись, не давая разглядеть глаза, всегда напоминавшие Гарину спелые ягоды крыжовника.
– Мд-а-а… «Не передвигай межи давней, которую провели отцы твои…»
– Это что? – Рыжие ресницы распахнулись, а два зеленых глаза с интересом уставились на Горина. – Отлично сказано!
– Библия эта. Если в ней правильно расставить акценты – прекрасное моральное руководство для людей… Но сказано, видно, не для немцев, хотя писано вроде для всех!
– Не для тевтонцев! – поправил не историк Дорофеев историка Горина.
И оба засмеялись: главный вопрос был решен.
Так Сергей Горин снова – и уже окончательно – пришел в ЧК, вернее, в ОГПУ, как с двадцать третьего года стала называться Чрезвычайная комиссия.
Пассажиры давно угомонились, а Сергей Васильевич еще стоял в коридоре поезда, у окошка. Сколько же они не виделись с Дорофеевым? Пожалуй, года четыре… Да, никак не меньше! То Горина нет в Москве, когда тот приезжает из Питера, то – наоборот. Жаль, что они не вместе… Как им отлично когда-то работалось!