Конец – молчание - читать онлайн книгу. Автор: Валерия Гордеева, Виктор Егоров cтр.№ 21

– Вы не можете быть на нас в обиде: лет пятнадцать, по-моему, вас никто не тревожил. Но сейчас нам требуется содействие. Полковник сказал, что вы с ним старые друзья и не откажетесь мне помочь. Так вот, нужно срочно навести справки об адвокате Красовском, который арестован в двадцать втором году. Отбыл ли он срок? Если да, то где сейчас находится? Это – первое, самое главное. Потом будет еще несколько мелких просьб…

Максим Фридрихович по-прежнему молчал. Но Муслимов не обращал на это внимания. Считал, видно, что, оправившись от шока, опытный разведчик, каким представлялся ему Кесслер, уже прикидывает, как выполнить задание «старого друга».

– Сегодня у нас, кажется, вторник? Давайте встретимся тоже во вторник, на следующей неделе. Здесь же. Думаю, нам хватит времени, чтобы кое-что разузнать. Как вы считаете?

– Хватит, господин… товарищ Муслимов.

– Вот и отлично! – Собеседник Кесслера медленно встал, поднял воротник прорезиненного плаща, еще глубже надвинул на лоб отсыревшую шляпу и направился к выходу.

А Максим Фридрихович – прямо с работы – в НКВД.

– Как тебе все это? – Нури Алиевич уже давно стоял позади Горина. Но тот его не замечал. Папка с делом Кесслера лежала рядом с пустым стаканом.

– Вай, вай! Чай не пил, курабье не ел, халву – тоже… Разве у вас такая, как здесь?

– Ладно хвалиться-то! Все у вас лучше! Чай – лучше. Халва – лучше. Шпионы – и те лучше: сами приходят…

– Завидуешь, ага? Завидуешь… – Кулиев осторожно обнял Сергея Васильевича, помня о его больной спине. – Собирайся, поедем ко мне, раз ты в одиночку не ешь. Там поужинаем по-нашенски и кое-чем согреемся. Мы с матушкой тебя сегодня живо обработаем: она – по своей линии, я – по своей. И выдам я тебе, Горин, один вариантец. Надо только его поточнее обговорить. Давай я помогу тебе расстаться с креслом, горемычный!

Нури Алиевич бережно поддерживал Горина, пока тот, морщась и кряхтя, выбирался из глубоких недр кресла. И все приговаривал:

– Ничего, ничего, Сереженька, потерпи чуток… У нас здесь говорят: «В годину тягот не отчаивайся – из черных туч падает светлая вода…» Ничуть не хуже библейских пророков, которых ты так любишь цитировать, да? Хотя все, что сочинил народ, если отбросить религиозную сторону, – умно! Не важно, где это собрано: в Библии, Коране или… Где еще, Сережа? Ну-ка, напомни…

– В Ригведе… Махабхарате… Рамаяне… Это все индусское. А у буддистов – Махаяна. У персов же, соседей ваших, но приверженцев Зороастра, в просторечии – Заратустры, имеется Зендавеста… Образовался немного? Теперь станешь щеголять?

– Стану.

– Этот самый Заратустра три тысячи лет назад знаешь что сказал?

– Конечно, не знаю!

– Он сказал: «Если чужестранец, брат или друг, придет к тебе, чтобы получить знания, прими его, научи тому, что он хочет знать». Мысль выражена ясно и без восточных загогулин. Ну а тебе уж Сам Бог велел пользоваться кладезем моих знаний!

– Попользуюсь, Сереженька. Обязательно попользуюсь, раз ты сегодня так щедр! Ну, пошли. Внизу машина уже плесенью покрылась, пока я тебя выковыривал из кресла. А еще верховую лошадку ему подавай! Беленькую! Жокей несчастный…

«ВЕНА, 13 марта 1938 г. (ТАСС). Сегодня вечером Зейсс-Инкварт созвал иностранных корреспондентов. Шеф печати австрийского “правительства” сделал следующее заявление:

“Президент Миклас ушел в отставку. Его полномочия… переходят к бундес-канцлеру (т. е. Зейсс-Инкварту). Австрийское правительство опубликовало закон о присоединении Австрии к Германии. Статья 1 закона гласит, что Австрия является страной Германской империи”».

«ЛОНДОН, 13 марта (Соб. корр. “Правды”). Германские войска продолжают прибывать в Австрию… Австрийская армия официально включена в состав германского рейхсвера. По всей стране идут аресты. Гитлеровцы продолжают “осваивать” австрийский государственный аппарат. Несмотря на то что все границы закрыты, продолжается массовое бегство населения из Австрии….Печать сообщает об избиениях рабочих, подозреваемых в сочувствии антифашистам. В Геллейне вспыхнули антифашистские забастовки на соляных копях. Забастовки подавлены войсками».

– Педер сухте! (Сын отца, сожженного в аду!) – судя по крепкому выражению, возница разозлился не на шутку. – Ну, дай ты ему как следует! Сколько можно ждать?

Здоровенный детина в потертом аба, владелец осла, перегородившего дорогу огромными тюками-харварами, суетился вокруг своей капризной собственности, не собиравшейся сдвинуться с места. Парень то нашептывал в мохнатое ухо какие-то, по-видимому, ласковые слова, то усиленно тянул за уздечку. Никакого впечатления!

– Бурдюк нечистот! Да простит меня Аллах… – не унимался владелец фаэтона, которому было неловко перед своими пассажирами. Впрочем, «фаэтон» – это слишком сильно сказано! Скорее «дрожки», как здесь именуют такие неказистые экипажи. Название образовалось, вероятно, от слегка видоизмененного русского слова – «дрожки».

Чего только ни делал хозяин осла, ничто не помогало! Движение застопорилось.

На полном скаку, чуть не скинув ездока, испуганно остановился белоснежный тонконогий жеребец, хвост и грива которого были красными от хны.

Образовав тесную – без привычных интервалов – цепочку, замер караван верблюдов. Спокойные светло-желтые великаны недоуменно переминались на месте.

Зато молодые верблюжата, с глазами величиной с кулак, пользовались моментом, чтобы пошалить: радостно подпрыгивая и зависая на несколько секунд в воздухе, они делали какие-то па сразу четырьмя длинными худыми ногами и мягко приземлялись. Раз, другой, третий…

А с высоты огромных горбов завистливо глядели вниз ребятишки: родители засунули их в мешки из тряпья и драных ковров, крепко привязав на всякий случай к поклаже… Им, видно, тоже очень хотелось попрыгать, порезвиться, как верблюжатам! Но они не смели просить об этом взрослых…

Разными голосами выражали свое неудовольствие автомобили, застрявшие в гуще ослов, лошадей, верблюдов: все это случилось на перекрестке, и не было никакой возможности разъехаться…

– Я вытащу твоего отца из могилы! – перекрывая все звуки, заорал кучер, устав нажимать на грушу клаксона: ему показалось, что иностранцы, не желая больше ждать, хотят сойти, и он лишится заработка.

Хозяин осла побледнел настолько, что его смуглое лицо стало пепельным. Это было самое страшное в Иране ругательство! Но он все-таки сдержал себя и предпринял наиболее радикальные, на его взгляд, меры: стал швырять камни, чтобы напугать животное. Но оно, наклонив голову, продолжало с хитрецой посматривать вокруг. Казалось, осел любовался собой.

И вдруг, так же неожиданно, как и остановился, пошел.

Тут же все задвигалось: звонко зацокали копыта, простуженно закашляли и зачихали моторы, плавно закачались на верблюдах бусы-амулеты, мелодично запели разнокалиберные – от самых крошечных до весьма внушительных – колокольцы…