Палец плавно потянул спусковую скобу, но опять за тысячную долю секунды до выстрела замер: офицер, оглядевшись по сторонам, вдруг посмотрел прямо в оптический прицел. Его взгляд, голубые (или серые?) глаза, выражение лица заставили снайпера ослабить на скобе палец.
А то, что стрелок увидел в следующее мгновение, совсем уж озадачило его: офицер, почти уже вылезший на поверхность, вдруг, будто спохватившись, опять склонился к окну, в котором показался силуэт человека в форме… русского офицера.
Это длилось мгновение, но это было то мгновение, которое спасло жизнь человека в комбинезоне: снайпер убрал палец со спускового крючка.
– Марта, смотри! – шепотом воскликнул юноша лет пятнадцати и легко толкнул в плечо девушку-подростка примерно того же возраста; именно она лежала со снайперской винтовкой и с любопытством наблюдала за событиями в оптический прицел.
– Подожди, не мешай, – недовольно отмахнулась девушка.
– Ну скорей, скорей… Смотри… Сейчас уедет…
Марта с сожалением оторвалась от окуляра прицела и посмотрела в том направлении, куда указывал юноша.
По Вильгельмштрассе, со стороны имперской канцелярии, на максимальной скорости, которая бы позволяла объезжать воронки и завалы, ехала легковая машина.
Девушка быстро переместила винтовку и навела перекрестие на лобовое стекло. Несмотря на то что машина петляла из стороны в сторону, ей все же удалось увидеть, что за рулем сидел офицер в черной эсэсовской форме.
Совместить перекрестие с эсэсовцем было делом нелегким, почти невозможным; стрелять по движущейся на такой скорости цели, к тому же меняющей направление, Марте еще не приходилось. И все же, улучив момент, она выстрелила.
То, что она попала, девушка увидеть успела, но не более того, так как тут же переместила винтовку туда, где минуту назад видела молодого офицера-красавца. Но ни его, ни человека в русской форме в окне уже не было. Марта даже подумала, что все увиденное ею ей показалось, слишком уж невероятной была эта сцена. Но офицера, его глаза, взгляд, лицо, она – четырнадцатилетняя девушка – запомнила хорошо.
Глава 4
Сталин остановился у длинного стола, оперся об него рукой с зажатой в кулаке трубкой и чуть повернул голову в сторону Берии и стоящего рядом по стойке смирно начальника Главного управления контрразведки Смерш Наркомата обороны Абакумова. Абакумов только что закончил доклад о том, что операция по переброске «товарища Иванова», о ходе которой Верховный главнокомандующий просил держать его в курсе дела, провалилась.
Сталин выслушал доклад молча, ни разу не перебив, стоя прямо напротив начальника контрразведки и внимательно глядя в глаза Абакумова, затем повернулся и, не удостоив Берию даже взглядом, медленной мягкой походкой прошелся по кабинету. Атмосфера в кабинете Верховного главнокомандующего была накалена до предела. Абакумов кожей чувствовал эту наэлектризованность, понимал: сейчас решается его дальнейшая судьба, от того, какими будут первые слова Сталина, зависит, уйдет ли он отсюда в свой кабинет на площади Дзержинского, либо его выведут под конвоем…
Простояв возле стола с полминуты, Сталин подошел ближе и остановился на этот раз напротив Берии. На высоком лбу наркома внутренних дел выступили мелкие бисеринки пота – признак сильнейшего напряжения и такого же сильнейшего волнения, хотя взгляд его был спокойным, уверенным. Не бегающим. Сталин про себя это отметил.
– Что скажешь, Лаврентий?
– Я разберусь в сложившейся ситуации, товарищ Сталин. Виновные будут строго наказаны. – Берия выдержал взгляд Верховного. Взгляд пристальный, в упор. Взгляд с прищуром, словно прицеливающийся. Нелегко ему это далось, не многим удавалось выдержать этот взгляд и не отвести свой. Сейчас Берия этот взгляд выдержал: прямой его вины в провале операции не было, операцию проводили люди из ведомства Абакумова, он, Берия, должен был лишь контролировать ход операции, помогать по мере необходимости. А за косвенную вину смертельно не наказывают, наотмашь не бьют.
– А разве ты еще не разобрался? Тогда почему же ты, не разобравшись, пришел ко мне?
Берия хотел что-то сказать: оставлять вопрос Верховного без ответа – это уже выходило за рамки несоблюдения простой этики, но легким движением руки Сталин остановил его:
– Не надо. Не отвечай. Тебе нечего ответить. И каких виновных ты собрался наказывать, Лаврентий? Самый главный виновный – это я. С меня начинай. Ведь это я поручил тебе это дело, а ты с ним не справился.
Сталин, будучи личностью властной и всесильной (а что таковой он является, сомнений не вызывало ни у кого и прежде всего – у него самого), не мог допустить нахождения в своем близком окружении человека, который хоть отдаленно походил бы на него или чем-то напоминал. Не столько из ревности, сколько из опасения заполучить скрытого соперника, способного не то чтобы отобрать власть – об этом ни у кого не могло, и не должно было возникнуть даже мысли, – а даже бросить на нее, власть, тень. Эта обостренная мания подозрительности вождя заставляла его использовать в своей работе интриги различного рода: когда соратники находятся в постоянном напряжении, в борьбе друг с другом, на крамольные мысли у них не остается времени. Такой ход Верховный использовал и в этом случае.
Зная, каким влиянием Смерш пользуется в войсках, а также учитывая богатый опыт разведывательной работы ведомства Абакумова в тылу противника – а такая работа в борьбе с абвером проводилась, – Сталин возложил на него организацию переброски «товарища Иванова» на «ту» сторону.
В то же время, учитывая взаимную неприязнь – Сталин о ней знал – между Абакумовым и Берией, а также принимая во внимание то огромное влияние на всех и вся, которым нарком внутренних дел Берия обладал, Сталин «попросил» его помочь и взять под личный контроль решение этого вопроса.
«Товарищ Абакумов, – сказал тогда Сталин, – в проведении этого… мероприятия вам поручается наиболее сложная и наиболее ответственная задача. Вы должны обеспечить переброску “товарища Иванова” на территорию, которая еще находится под контролем врага. Я уверен, что с этой задачей вы можете справиться самостоятельно, без чьей-либо помощи. Этому есть ряд подтверждений в тех случаях, с которыми вы уже блестяще справились. Но этой операции я придаю особое значение, поэтому, – Сталин повернулся и посмотрел на Берию (они оба, так же как и сейчас, стояли перед ним на этом же месте, только с другим выражением на лицах и в другом настроении), – Лаврентий, помоги товарищу Абакумову в решении этой на первый взгляд простой задачи».
«Всё, теперь они будут стараться вдвойне, – подумал Сталин, когда и Берия и Абакумов покинули его кабинет. – Теперь они будут подстегивать друг друга, ревностно следить за ошибками другого и стараться не допустить ошибок самому. А это пойдет только на пользу дела».
– Или виновными ты называешь тех, кто, судя по докладу начальника контрразведки, – Сталин с пренебрежением кивнул на Абакумова, – погибли, выполняя ту задачу, которую перед ними поставили мы с вами, товарищ Берия, а?