Сломанный клинок - читать онлайн книгу. Автор: Айрис Дюбуа cтр.№ 66

— Жанна, вы издеваетесь надо мной. Неужели я это заслужил?

— А чем вы заслужили иное? Любезный мой друг, женщинам так часто приходится выслушивать пустые заверения в любви, что не удивляйтесь их осторожности. Если бы мы верили каждому слову…

— Каким же делом можно более убедительно подкрепить уверение в любви, если не самой любовью?

Дофина рассмеялась:

— Вы становитесь софистом, кузен! Впрочем, как и все нынешние мужчины; пожалуй, я зря не велела труверу спеть о подвигах знаменитых мужей прошлого. Тогда рыцари не задавали вопроса «чем подкрепить», а сами отправлялись на поиски таких дел. Они скитались, воевали с неверными, убивали драконов…

— Откуда я вам, к черту, возьму дракона?

— Да вы не то что убить дракона, вы даже малейшую мою просьбу выполнить не захотите!

— А о чем это, интересно, вы меня просили?

— Пока ни о чем. Но вот представьте, я попросила бы… — Дофина прикусила нижнюю губу и задумалась, потом прищелкнула пальцами. — Ну, вот хотя бы я захотела подвергнуть вас испытанию разлукой — дамы в старину делали так со своими милыми. Если бы я сказала: кузен, уезжайте из Парижа и останьтесь в своих землях так долго, как крепка ваша… ваше чувство, в котором вы меня заверяете. Вы ведь не захотите! Скажете: нельзя, это вопрос политики, сразу придумаете тысячу всяких доводов. А прежний рыцарь — настоящий, из тех, что любили не на словах, — он тут же сел бы на коня и отправился странствовать.

Теперь уже Наварра сам не понимал, что происходит. Скорее всего, это была попытка обвести его вокруг пальца, и попытка не очень даже хитрая, едва ли даже внушенная длинноносым, тот все же действовал бы тоньше; нет, сама наивность приема изобличала авторство Жанны, но сейчас ему вдруг стало все равно. К черту этого Марселя с его бакалейщиками, к черту весь добрый город Париж, вообразивший его «своим» королем! А что, если, выполнив просьбу Жанны, он и в самом деле получит когда-нибудь шанс увидеть своего кузена рогатым, как олень-трехлеток?

— Хорошо, ловлю вас на слове! — воскликнул он беспечно. — Могу уехать хоть завтра! Меня ведь, в сущности, ничто здесь не держало, кроме этих переговоров, которые, к счастью, наконец закончились…

— Вот теперь, кузен, я слышу речь, достойную рыцаря, — не сразу отозвалась Жанна. — Вы меня не обманываете?

— Нет, клянусь честью. Зачем мне вас обманывать? Проще было бы промолчать.

Жанна, помедлив, сняла с пальца жемчужный перстень:

— Помните? Когда-то вы просили у меня эту жемчужину. Возьмите ее, и да благословит вас Бог, Карл д’Эврё…

Марсель был в ярости, метался и проклинал всех и вся — вероломного Наваррца, своих советников, рекомендовавших ему строить политику на союзе с предателем, и прежде всего самого себя за то, что имел глупость этому предателю поверить. Ведь прошла какая-то неделя после свидания в Нельском отеле, когда Наварра заверил его, что никуда не уедет из Парижа! И теперь это исчадие ада исчезло, не повидавшись с ним, Марселем, даже не потрудившись хотя бы для приличия передать для него клочок бумаги с каким-то объяснением причин столь неожиданного отъезда. Говорили, правда, будто он кому-то сказал, что едет в Мант собирать армию, которую должен снарядить по договоренности с дофином. Выходит, ту договоренность он выполняет, а эта, с парижским магистратом, для него — пустой звук?

А на другой день, 14 марта, дофин обнародовал указ о принятии регентства. Глашатаи огласили указ на Рынке, на Гревской площади и с паперти собора Богоматери, срывая голос, выкрикивали новый титул герцога Нормандского по-французски и по-латыни — к сведению клириков и нотариев, дабы те знали отныне точную формулу.

— Карл, старший сын короля Франции и регент королевства! Carolus primogenitus regis Francorum et regnum regens!

Этому Марсель воспрепятствовать не мог, не вступая в открытый конфликт с королевской властью, а такой конфликт был ни к чему — формально ведь горожане протестовали лишь против того, что власть эта плохо выполняет свои обязанности перед страной, не умея защитить ее от врагов. Но решено было следить за каждым шагом регента и осторожности ради не выпускать его пока из Парижа.

Скоро в Сен-Клу был схвачен некий оруженосец, замысливший то ли похитить дофина, то ли помочь ему бежать. Разбираться было некогда, и бедняге без долгого суда отрубили голову — на всякий случай и в назидание прочим.

И все же регент ускользнул. Объявил внезапно, что отправляется на ассамблею провинциальных штатов в Санлис, и, воспользовавшись тем, что стража у ворот Сен-Дени не имела точных инструкций (или, что более правдоподобно, была подкуплена), благополучно проследовал через заставу со своей свитой. После чего, рассказывают, Карл обернулся, стоя на стременах, погрозил кулаком в сторону города и крикнул, что ноги его больше здесь не будет, пока жив мерзавец Марсель.

Парижанами начало овладевать беспокойство. Поползли слухи, один другого тревожнее. Только сейчас вдруг вспомнили, что несколькими днями раньше под каким-то предлогом отбыл из Парижа весь двор герцогини Нормандской, — если бы не это, жену и дочь регента можно было бы держать теперь, как заложниц. А из Санлиса пришло известие, что депутаты Артуа, Пикардии, Бовэзи и Верхней Нормандии высказались в поддержку регента и объявили парижан мятежниками.

Ничего утешительного не привезли представители Парижа и из Прованса, где собирались депутаты Шампани. Слово на ассамблее парижанам предоставили без возражений, выслушали, но потом встал граф де Брен и спросил у регента, правда ли, что убитый в феврале маршал Шампани был злым изменником, как то утверждает мэтр Корби?

— С ним вместе был предан смерти и маршал Нормандии, — добавил граф, — но о нем пусть спросят нормандцы. Мы же хотим знать, было ли справедливым убиение мессира де Конфлана?

— Бог свидетель, — отвечал регент, — что оба маршала, равно как и мэтр д’Асси, были верными служителями короны и стали жертвами злобной клеветы и наветов.

И тогда граф схватился за меч и, на треть обнажив клинок, с лязгом бросил его обратно в ножны.

— Кровь Господня, сир, — сказал он, — доколе же будет оставаться безнаказанным любое злодейство, совершаемое против ваших слуг!

Оба парижских представителя уже не чаяли унести в целости свои головы, но их отпустили с миром, хотя и сопровождали угрозами и всяческими поношениями. Дофин же, ободренный поддержкой, прямо из Прованса отправился в крепость Монтеро, расположенную на слиянии Сены с Ионной выше Парижа, и объявил коменданту, что берет крепость под свою руку; одновременно он послал графа Жуаньи захватить крепость Мо, которая перекрывала второй водный путь к мятежному городу.

Парижские рынки начали пустеть. Город получал съестной припас главным образом по воде, из Верхней Сены и Марны; с севера его окружали враждебные провинции, на сухопутных дорогах юга бесчинствовали рутьеры, не пропуская ни одного обоза. Восемнадцатого апреля Марсель вынужден был обратиться к регенту с довольно странным письмом — продиктованное отчаянием, оно в то же время удивляло своим резким, вызывающим тоном. «Сир, — писал Марсель, — ваш народ в Париже весьма ропщет против вас и вашего управления… недовольство народа достигло предела, ибо ничто не сделано для его защиты, но все приведено в действие, чтобы предать народ голодной смерти…» Заканчивалось письмо то ли требованием, то ли просьбой вернуться в Париж, «дабы взять добрых горожан под защиту и покровительство».