Сломанный клинок - читать онлайн книгу. Автор: Айрис Дюбуа cтр.№ 108

Неделей позже, когда они вместе с каким-то торговым обозом вошли в Париж через заставу Сен-Мишель, город выглядел уже спокойным, будто и не было этих безумных месяцев. Лавки были открыты, возле коллегии каноника Сорбона, по обыкновению, горланили буйные школяры, лишь изредка по улице проезжали попарно конные сержанты с вышитыми на груди лилиями Валуа; прохожие делали вид, что их не замечают.

Робер с тревогой спрашивал себя, цела ли мастерская Оливье и в Париже ли он сам. Им-то с Урбаном нетрудно найти временное пристанище, а вот Като в каком-нибудь «Веселом петухе» не поселишь, можно было бы пристроить ее у дамы Маргот, но сейчас обращаться с такой просьбой неловко, ей теперь не до этого. О казни Жиля Робер уже знал, бедняга оказался в числе первых жертв: вместе с ним — в первые же два дня после занятия Парижа войсками регента — были обезглавлены на Гревской площади эшевен Шарль Туссак, казначей Карла Наваррского Жосеран де Макон, кастелян Лувра Жиль Гайяр, в свое время переметнувшийся на сторону Марселя и выдавший ему луврскую артиллерию.

К счастью, Оливье оказался на месте, цел и невредим. Когда Робер, приоткрыв дверь, заглянул в мастерскую, иллюминатор был занят обнюхиванием и ощупыванием листов пергамена, стопку которых держал перед ним мальчишка-рассыльный из лавки мэтра Беранже, знакомый Роберу еще с зимы. Оглянувшись, мальчишка подмигнул ему, как старому приятелю, и, кивнув на художника, скорчил неописуемую гримасу, словно приглашая разделить недовольство требовательностью заказчика.

— …нет-нет, — продолжал бормотать Оливье, — этот я не возьму, я ведь говорил уже в прошлый раз — не нужны мне эти итальянские выдумки, так хозяину и скажи. Пергамен должен быть хорошо выглаженным, кто же спорит, но не лощеным! А это что? Тут один мел, а уж залощено, что твоя слоновая кость. Зачем, а?

— Красивше так, — убежденно сказал мальчишка, шмыгнув носом.

— Ну, это знаешь, кому что нравится. Да не в том дело, красиво или некрасиво! Дело в том, что такой пергамен краску не держит, понятно тебе? Вот напишу я на таком, к примеру, Благовещение, а через сто лет мессир святой Гавриил останется без руки или без крыла или — чего Господь не допустит — у самой Девы краска на личике облупится? Соображаешь, что нам тогда с тобой за это будет?

— А, плевать, — ответил мальчишка вольнодумно.

— Это сейчас, — заверил Оливье. — Но когда тебе добавят лишнюю пару веков кипячения в смоле за то, что принес мне негодный товар…

— Ну, за это пускай мэтра Беранже кипятят, мое дело маленькое — ношу что дают.

— Он свое получит, не волнуйся! А сейчас забери это, и пусть хозяин пришлет дюжину листов хорошей пористой выделки, и чтобы мела было не слишком много, а то всякий раз скоблить приходится. Он думает, мелом затер — и уже высшее качество? Скажи, так только дурака можно провести…

Робер, потеряв терпение, шагнул вперед и хлопнул иллюминатора по плечу — тот, обернувшись, ахнул и выронил листы.

— Робер! — закричал Оливье. — Ты жив?!

— Не, он с того света явился, — объяснил мальчишка, подбирая с полу рассыпанный пергамен. — Пусть расскажет, что там с такими художниками делают, у каких краска не держится…

— Ну, пощупай, — улыбаясь, предложил Робер. — Я рад тебя видеть, друг Оливье.

— Да ведь мне сказали, что ты убит под Мелло! Из тех, кто оттуда вернулся, двое видели, как тебя топорами рубили…

— Меня, друг Оливье, простым топором не возьмешь, а заговоренный про мою душу еще не выкован. А вообще не врали они, я и сам не знаю, как уцелел, — конь вынес беспамятного, а выходила меня… — Он оглянулся и пальцем поманил свою спутницу, оставшуюся стоять на улице у дверей.

Катрин несмело вошла, следом наполовину протиснулся Урбан.

— Так я пойду тогда, ладно? — спросил он. — Раз ты своего дружка разыскал…

— Да-да, ступай, — сказал Робер. — А тебя где найти в случае чего?

— Да я сюда буду наведываться. Ну, так поклон честной компании и удачи тебе, господин! — С этими словами Урбан выдвинулся из мастерской обратно на улицу и исчез.

— С него Голиафа хорошо бы написать, — мечтательно сказал Оливье. — Или, еще лучше, Самсона. Да, так ты начал рассказывать…

— Я говорю, вот кто меня выходил тогда, после сражения. — Робер обнял девушку за плечи и привлек к себе. — Знакомься, это Катрин, подружка моя, считай сестренка. Кабы не она…

Он еще сильнее притиснул ее с грубоватой лаской и, мельком глянув на ее зардевшееся лицо, на миг даже смутился — столько радости, почти счастья было в ее глазах, широко распахнувшихся навстречу его взгляду. Смутился от неловкости, словно не подумавши дал кому-то обещание, которого не мог и не собирался исполнить…

— Травами меня отпоила, — продолжал он, — по травам она мастерица, истинная ведунья. У тебя, друг Оливье, нет ли какой хвори? Если что, Като мигом на ноги поставит!

— Нет, — рассмеялся Оливье, — врачевать меня не надо, а вот подкормить бы неплохо, служанка моя, похоже, захворала, потому что не пришла сегодня, и это некстати, — вас надо угостить, а сам я стряпать не умею. Когда она не приходит, обедаю в харчевне. Может, туда пойдем?

— Если господин позволит, — робко предложила Катрин, — я могла бы сама что-нибудь сделать…

Оливье тут же увел ее показывать кухню и кладовую, посетовав, что там почти пусто, — в последние дни с продовольствием в городе стало полегче, но все равно настоящего подвоза пока нет. Робер прошелся по мастерской, постоял перед рабочим пюпитром, где теснилось множество черепков и горшочков с разноцветными жидкостями и на наклонной доске был приколот лист пергамена, уже разлинованный для переписчика и размеченный свинцовым карандашом под будущую заставку. Выходит, все это время Оливье тут и просидел над своими картинками? Робер сам не знал, завидовать другу или, напротив, жалеть его за такую странную жизнь. Впрочем, наверное, не менее странной кажется художнику та жизнь, которую ведет он, Робер.

— Какая славная девушка, — с чувством сказал Оливье, неслышно войдя в мастерскую. — Я рад за тебя. Когда свадьба?

— Свадьба? — рассеянно переспросил Робер, разглядывая ярких крошечных человечков на уже готовом листе, повешенном для просушки. — Чья свадьба?

— Твоя с Катрин, чья же еще, я про вас спрашиваю.

— Ты что? — Робер обернулся и ошалело уставился на друга. — Какая свадьба, опомнись! С чего ты взял?

В свою очередь изумился теперь и Оливье:

— Как — а вы разве не… Ты же сам сказал — подружка!

— Да не в том вовсе смысле, я после сказал — сестренка, это вернее…

— Но ты говоришь, она тебя выходила…

— Так что с того, потрох дьявола! — заорал Робер, уже потеряв терпение. — А если бы меня выходила столетняя ведунья, я и на ней бы должен был жениться? На кой черт мне жена, я — солдат! Тебе Като понравилась? Вот и женись на ней, за чем дело стало, все равно надо ее куда-то пристраивать!