— Может быть, ушел по большой нужде. — Свейн почесал живот.
— Надеюсь, он вырезает для меня изогнутый меч, чтобы я мог сразиться с Аслаком, прячась за деревом, — сказал я.
Однако на душе было неспокойно. Внезапно мне стало страшно за старика. На меня накатила новая волна тошноты. Я встал, содрогаясь в рвотных позывах, но мой желудок был пуст.
Я лишь снова сплюнул кровь, вытер рот и сказал:
— Надо бы поискать его.
Я прошел через лагерь, выслушивая насмешливые замечания воинов, изредка перемежаемые поздравлениями. Когда я проходил мимо Аслака, тот угрюмо кивнул. Нос у него не выглядел сломанным, однако Свейн заверил меня, что моему противнику тоже досталось, поэтому я ухмыльнулся в ответ.
Наконец я присел на корточки рядом с Брамом и спросил:
— Ты не видел Эльхстана?
Тот, как обычно, пил мед, но даже когда он бывал пьян, от его взора мало что укрывалось.
— Не замечал его с тех пор, как ты плясал с Асланом, Ворон, — ответил Брам, поджимая губы. — Теперь, когда ты об этом заговорил, я припоминаю, что и старик Асгот куда-то пропал. — Он нахмурился и покрутил головой, всматриваясь в воинов, рассевшихся кучками вокруг костров. — Глума тоже нет, как и Эйнара Страшилища.
— Да и Флоки Черного, — добавил я.
— Нет, парень. Он стоит в дозоре вон там, — сказал Брам, указывая на север, где задолго до появления человека из земли вырвалась высокая скала.
Оттуда все окрестности были видны как на ладони. Поэтому Сигурд в эту ночь удовлетворился всего одним дозорным.
— Хочешь, я пойду с тобой? — предложил Брам, но я отрицательно покачал головой. — Я совсем не устал, — все равно сказал он, кряхтя и поднимаясь на ноги. — Мне нравятся наши прогулки. Помнишь последнюю?
— Тогда англичане вытерли о твое лицо свои сапоги, — с усмешкой сказал я.
Брам нисколько не обиделся и заявил:
— Парень, да тебе нужно быть скальдом! Ты умеешь приукрасить правду. — Он споткнулся и вытер глаза. — Что-то эль сегодня оказался слишком крепким. Ладно, пошли, Ворон, пора летать. — Норвежец раскинул руки. — Давай разыщем твоего старика, пока он не провалился в кабанью нору. Вот, возьми, — сказал он, протянул мне копье и схватил свое.
По мере того как мы удалялись от лагеря, голоса затихали, запах дыма сменялся терпким ароматом коры и опавшей листвы. Полная луна была просто огромной, но черные облака, накатывающиеся на нее, то и дело заслоняли струи серебряного света, проникавшие сквозь зеленый полог. Мы осторожно раздвигали копьями низко нависшие ветви и шли к скале, где дежурил Флоки Черный.
Вдруг Брам остановился, и я услышал, как он обрывал с дерева листья.
— Пожалуй, я подожду здесь, — сказал Брам, спустил штаны и присел на корточки. — Лягни Флоки по яйцам, если он храпит на посту, — заявил он и громко пукнул.
Когда я оказался среди скал, видно стало лучше, ибо деревья больше не загораживали лунный свет. Я поднялся на вершину и увидел фигуру, сидящую на краю обрыва.
— Что тебе нужно, Ворон? — не оборачиваясь, спросил Флоки. — Дядя послал тебя проверить, не сплю ли я, так?
— Нет.
Я злился на себя за то, что Флоки услышал мое приближение. Мне никак не удавалось понять, как он догадался, кто именно это был.
— Ищу Эльхстана, — как можно небрежнее произнес я. — Старый козел куда-то запропастился. — Я подошел к Флоки, опустился на корточки рядом с ним и проследил за его взглядом, устремленным в лес, укутанный темнотой. — Ты его не видел?
Флоки повернулся ко мне, и его тонкие губы изогнулись в легкой усмешке. Он сидел в тени гладкого валуна, поэтому его худое лицо казалось таким же черным, как и волосы. А вот мне лунный свет хлестал прямо в лицо. После поединка с Асланом я, должно быть, представлял собой жуткое зрелище и без кровавого глаза.
— Некоторое время назад здесь прошли какие-то ребята, — сказал Флоки, указывая на густые заросли. — Однако этой же самой дорогой они не возвращались. Кстати, ты сегодня выглядишь просто превосходно.
— Ты их не разглядел? — спросил я, чувствуя, как сердце бешено заколотилось в груди. — Что они делали в лесу ночью?
— Может, охотились? — предположил Флоки, однако я понял, что он и сам в это не верил.
Норвежец пристально посмотрел на меня. Где-то в лесу завыл волк, и этот звук разорвал ночную темноту. Флоки сплюнул и левой рукой схватился за рукоятку меча, отгоняя силы зла.
— Одним из них был Асгот, это я тебе точно говорю, — сказал он. — Кашель старого ублюдка слышно за целую милю. Остальных я не узнал.
Я хотел было встать, но Флоки схватил меня за плечо.
— Ворон, лучше не суйся в это. Послушайся меня. Некоторые из нас уверены в том, что ты и этот немой старик принесли нам несчастье.
Я стряхнул его руку, поднялся на ноги, пристально поглядел в прищуренные глаза Флоки, крепче сжал копье.
— Может быть, я и вправду пришел к вам вместе с бедой. Ваш собственный ярл сказал, что видит во мне смерть. А ты, Флоки, видишь свою гибель? — дерзко спросил я. — Ты ее боишься?
— Ступай, Ворон, — усмехнулся он, кивнув туда, куда уже указывал. — Сам создавай свою судьбу, если считаешь, что можешь. Кое для кого, думаю, уже поздно.
Я бросился бежать через чащу, не обращая внимания на ветки, которые хлестали меня по лицу и рукам. Где-то снова завыл волк, и я понял, что норны, девы, определяющие судьбы людей, плетут свои черные узоры. Мне не удастся их остановить.
Я углубился в лес, услышал чей-то голос, застыл и прислушался. Тишину нарушали только звуки ночного леса. Кто-то уловил мое приближение, поэтому скрытность теперь не имела значения. Я побежал, спотыкаясь о корни. Тихий голос теперь звучал отчетливо. В нем слышалось нечто такое, отчего у меня замерло сердце.
Я оказался на месте гораздо быстрее, чем предполагал. Могучий ствол древнего дуба господствовал над небольшой поляной. Глум и Эйнар Страшилище уставились на меня широко раскрытыми глазами, словно ожидали увидеть самого Отца всех. Затем они снова повернулись к старому дубу. Я увидел в тени годи Асгота и понял, что бежал именно на его голос. Лицо старика было перепачкано чем-то темным, белки глаз светились в темноте.
— Где Эльхстан, Глум? — спросил я, левой рукой направляя на него копье Брама, а правой хватаясь за рукоятку меча, висевшего на поясе.
Асгот продолжал распевать заклинания. Глум, избегая смотреть мне в глаза, указал на дуб, на его скрюченные черные ветви и листья, трепещущие на ветру. Приглядывая одним глазом за Глумом, я приблизился, обошел вокруг толстого ствола и нашел своего друга. Эльхстан свисал с толстой ветки. Он был подвешен на ней за руки. В лунном свете его обнаженное тело горело серебром.
— Эльхстан! — воскликнул я.
Старый столяр был мертв. Точнее, должен был быть, однако его левая нога билась в жутких судорогах. Всю грудь рассекала страшная черная рана, внутренности вывалились и висели на соседней ветке спутанными веревками. Меня вырвало горькими комками.