Money. Неофициальная биография денег - читать онлайн книгу. Автор: Феликс Мартин cтр.№ 32

Однажды Джон Мейнард Кейнс, отзываясь о книге своего интеллектуального соперника Фридриха фон Хайека, сказал, что этот труд – «потрясающий пример того, как, начав с ошибки и следуя безжалостной логике, можно в конечном итоге оказаться в Бедламе». Лаундс и другие прагматичные бизнесмены примерно так же думали о провальном проекте Локка по перечеканке монет. Доводы признанного философа вызывали у них недоумение, поскольку, по их мнению, шли вразрез с общепризнанными фактами – начиная с очевидной истины, гласившей, что нет и никогда не было никакой связи между стоимостью монеты и количеством содержащегося в ней серебра. Денежный стандарт всегда был гибким – собственно, именно поэтому и велась затяжная война между правителями и денежным классом. Стоимость монеты зависит не от материала, из которого она изготовлена, а от кредитоспособности и авторитета правителя, определяющего ее номинал. «Деньги получают свою стоимость по воле правительства, которое вводит их в оборот и определяет цену каждого куска металла», – объяснял современник Локка финансист Николас Барбон. Как следствие, «деньги будут столь же ценны, если чеканить их из более легкого материала, ибо если правительство не меняется, не меняется и стоимость монеты». Подобное понимание природы денег опиралось не на какие-то сложные философские построения, а на тот факт, что даже обрезанные и вытертые монеты все равно имели хождение в своей номинальной стоимости. Для Лаундса и его коллег из Сити подобное понимание денег было совершенно нормальным и никак не связанным с «теориями заговора».

Все-таки следует признать, что идеи Локка сильно расходились с древней и средневековой экономической мыслью. Древние мудрецы по большей части соглашались с тем, что понятие экономической ценности является свойством общества, а деньги – типичнейший пример социального феномена. Достаточно упомянуть, что древние греки называли деньги термином nomisma – «нечто, официально поддерживаемое традицией, существующим или установленным в прошлом использованием». В своем «Государстве» Платон называет деньги «знаком обмена». Его ученик, Аристотель, придерживался той же точки зрения, утверждая в «Никомаховой этике», что «[монета] существует не по природе, а по установлению (nomoi) и в нашей власти изменить ее или вывести из употребления» ^[8]. Подобное понимание денег как общественного института, а монеты как символа социальных отношений уходит корнями в культуру Древней Греции, которая славилась в Древнем мире своей склонностью к подмене вещей и понятий символами. Геродот писал, что персы ушам своим не верили, когда им говорили, что единственной наградой победителю Олимпийских игр был венок из ветвей оливы. Деньги родились как технология, построенная на революционной идее экономической ценности – невидимой субстанции, находящейся везде и нигде, а в физическом мире присутствующей только через свои символы, то есть монеты. Где было и появиться такой идее, как не в Греции.

Средневековые философы развили ее дальше, добавив «номиналистский» взгляд на деньги (они имеют ценность только потому, что все согласны считать их таковыми) и мысль, что деньги есть инструмент властителя. Как писал Фома Аквинский, денежный обмен «был изобретен разумом, а не природой». Он является «единственной мерой, применимой ко всему… не по природе своей, а потому, что он был сделан таковой мерой людьми». Соответственно, он служит тем, кто находится у власти, и «если король или общество захочет, он потеряет всякую ценность». Так был сделан следующий после древних шаг: ценность объявлялась свойством социальной, а не физической реальности, более того, это социальное свойство понималось как результат политической воли правителя. Та же идея легла в основу теории хартализма.

Таким образом, представление Локка о деньгах было неортодоксальным – особенно если учесть, что он жил в мире, где полным ходом шла финансовая революция. Монеты, несмотря на то что они продолжали играть важную роль, стремительно теряли монополию на выражение денежного кредита. Эту территорию у них успешно отвоевывали новые финансовые технологии банков и банкиров. За прошедшие два года был основан Банк Англии и выпущены его первые бумажные деньги. Разумеется, все это явилось причиной того, почему Лаундс и его коллеги из Сити – столпы нового мира – с таким недоверием отнеслись к доводам Локка и не верили в успех его проекта.

Однако эти умудренные жизнью мужи упустили самое важное. Правда заключалась в том, что Локк прекрасно понимал политическую важность денежного стандарта. Истоки денежной теории Локка находились как раз в его политической мысли. Три десятка лет, сквозь годы Реставрации, последствия Билля об отводе и Славной революции, Локк неустанно трудился, стараясь уничтожить интеллектуальную основу абсолютной монархии и упрочить позиции политического либерализма и конституционного правительства. В центре его философии находилась аксиома, что права человека на собственность даны ему от природы, а не по воле правителя. Именно на этом принципе основывалась защита Локком гражданских свобод от посягательств абсолютной власти, и именно он был идеологической базой нового режима – конституционного правительства. А деньги – как одна из наиболее важных категорий собственности – не могли быть исключением.

Теорию денег необходимо было модифицировать в рамках новой политической философии. Точка зрения Лаундса и многих экономистов эпохи, что ценность английских денег существует только по воле правителя, подразумевала, что каждый гражданин страны «живет только по милости правителя, и богат или беден, работает ли он или попрошайничает, свободен он или в кандалах – все это в руках короля». Вся философская система Локка была создана, чтобы доказать, что подобная абсолютная власть короля над подданными не только несправедлива, но и противоестественна. Его аргументы были настолько весомы, что со Славной революцией и Биллем о правах английская конституция преобразилась. Предложение же Лаундса было троянским конем, которого ни в коем случае нельзя было впускать в крепостные ворота политического либерализма.

Учреждение Банка Англии стало лишним доказательством того, что эти потенциально бунтарские взгляды на деньги необходимо выжечь каленым железом. Финансовая революция уже показала, что загадочное искусство создания кредита было источником серьезной политической силы. Великое денежное соглашение, представителем которого являлся Банк Англии, готовилось преподнести этой силе вожделенную правительственную поддержку. Это было время возможностей – и опасностей. Правильное понимание природы денег позволило бы Банку стать идеальным инструментом для поддержания баланса между правителем и его подданными – финансовым аналогом политической концепции «короны как части парламента». Однако если дать людям вроде Лаундса и Барбона убедить всех, что ценность денег определяет правитель – а теперь и его банкиры, – то вскоре возникнет финансовая и политическая тирания. Единственным способом гарантировать, что Великое денежное соглашение не навредит конституционному правительству, было создание фиксированного денежного стандарта, изменить который не мог никто: ни король, ни банкиры, ни кто бы то ни было еще. Денежную свободу приходилось принести в жертву свободе политической.