Но сокровенное Эпериту доверял не только сын Лаэрта.
Елена часто встречалась с юношей в храме Афродиты, куда приходила в черном плаще Клитемнестры, надвинув на голову капюшон. Неэра беспокоилась о репутации хозяйки, поэтому всегда сопровождала ее и стояла сразу же за дверьми храма, пока они разговаривали. Хотя Эперит знал, что рискует жизнью, а если его застукают в такой ситуации, ему не поздоровится, он не мог сопротивляться просьбам Елены о встрече. Так нельзя остановить восход солнца. Вначале его притягивала ее пьянящая красота, но юноше потребовалось немного времени, чтобы увидеть не только физическую привлекательность молодой, разочарованной и не верящей в свои силы девушки.
В затененном храме, освещаемом только мигающими факелами, Елена обычно выспрашивала у Эперита новости об Одиссее, говорила с ним об Итаке, которую он практически не знал, делилась своими мечтами о побеге из Спарты. Затем она, как правило, настаивала, чтобы Эперит передал Одиссею: она готова выйти за него замуж, если он поможет ей сбежать.
Это загоняло Эперита во все сужающийся угол. Он знал, что боги постановили отдать ее другому, а Одиссей все больше влюбляется в Пенелопу, но был вынужден полагаться на отговорку — царевич не может вернуться на Итаку, пока она остается в руках Эвпейта. Но юноша понимал: побег с Еленой рассорит ее с семьей, а сын Лаэрта лишится поддержки, которая требовалась, чтобы получить назад родную землю. Царевич уже нашел друзей, особенно тесные отношения у него сложились с Агамемноном и Диомедом.
Эперит не был готов предлагать другу выбор между несравненным искушением (Еленой) и возможностью альянса с одним или несколькими знатными господами.
Он надеялся только на прибытие Аякса, чтобы прошел планируемый военный совет, после чего выберут мужа Елены. Что случится тогда, оставалось в руках богов. И простые воины вроде него никак не могли на это повлиять. Юноша не догадывался, что Тиндарей и Агамемнон запланировали на судьбоносный день, но надеялся: дружба, возникшая среди знатных господин и воинов, предохранит их от ссоры во дворце. Несмотря на это, многие простолюдины уже предсказывали раскол среди претендентов на руку Елены, и считали, что между греческими государствами определенно начнется война. И все — из-за царской дочери.
Вначале Неэра сообщала Эпериту, где нужно встретиться с царевной, но однажды его нашла Клитемнестра.
— А где Неэра? — спросил он. Внезапная смена посыльной вызвала у него подозрение.
— Не беспокойся, — ответила Клитемнестра, догадавшись об опасениях юноши. — Я все знаю про глупое желание Елены сбежать с Одиссеем. Как ты думаешь, стала бы она скрываться под моим плащом, если бы я ей этого не позволила?
Эперит холодно посмотрел на нее.
— Я о том не думал, — сказал он. — Но ты все равно не ответила на мой вопрос.
— Если ты так хочешь знать, то я сама вызвалась занять место Неэры. Это тебя удивляет?
— Меня удивляет то, что жена Агамемнона выступает посредницей в личных делах Елены, — ответил Эперит. — Я знаю, что твой муж собирается провести военный совет, а его планам совсем не поможет исчезновение приманки до того, как поймана вся рыба.
Несколько секунд у Клитемнестры раздувались ноздри от ярости, но она быстро взяла себя в руки, хотя предположение юноши сильно разозлило ее.
— Значит, ты знаешь слишком много, воин, на слишком многое претендуешь, — заявила она. — Если думаешь, что я собираюсь шпионить для Агамемнона, то очень сильно заблуждаешься. Ты знаешь, что он убил моего первого мужа и ребенка? И только для того, чтобы сделать меня своей! Он вызывает у меня отвращение. Если я смогу нарушить его планы, помогая моей сестре сбежать, то тем лучше.
Лицо царицы Микен стало жестким и холодным, словно камень. Казалось, что она больше не смотрит на Эперита, взгляд Клитемнестры словно бы проходил сквозь него. Затем она увидела пораженность на лице Эперита, и ледяное выражение лица женщины немного смягчилось теплой улыбкой.
— Ты хочешь знать истинную причину, почему я сегодня пришла сюда? Любопытство! Хотела посмотреть на тебя, Эперит.
— На меня? — он удивился ее признанию. — Зачем тебе на меня смотреть?
— Почему бы и нет? — Клитемнестра рассмеялась. — Елена оценивает тебя почти столь же высоко, как Одиссея, много говорит о тебе. Я хотела посмотреть на мужчину, готового рисковать жизнью ради того, чтобы потешить девушку, мечтающую о побеге и свободе.
Царица многозначительно посмотрела на него, и Эперит вспомнил про ее репутацию ведьмы. «Древние боги даровали ей способность предвидения? — задумался он. — Научили ее проникать вглубь происходящего? Понимать суть вещей?»
— И что ты думаешь теперь, после того, как меня увидела? — спросил он.
Но женщина ответила лишь улыбкой, затем повернулась и ушла.
Клитемнестра и дальше передавала ему сообщения от сестры в последующие дни и недели. Их короткие разговоры стали более длинными и более личными. Она всегда вела себя дружелюбно и вежливо, но Эперит быстро понял: как и сестра, эта женщина очень одинока. Понемногу ее ненависть к Агамемнону открывалась все больше и больше, пока все сильные эмоции не выплеснулись наружу. Царица Микен с презрением относилась к его грандиозным планам и амбициям в отношении Греции, смеялась над безнадежной любовью мужа к ней самой. Она ненавидела его за убийство ее первого мужа и их общего ребенка, желала ему смерти снова и снова.
Эперит содрогался при мысли о том, как можно жить с такой ненавистью. Но под внешней оболочкой и яростью он ощущал беспомощность. Клитемнестра оказалась в капкане — замужем за человеком, которого презирала. Один раз, когда они говорили в уединении садов, она обняла его за шею, спрятала лицо у него на груди и расплакалась. Юноша пытался ее успокоить, но не знал, как облегчить ее муки.
Эперит был занят проблемами других, но беспокоился оттого, что итакийские воины осваиваются в Спарте. По пути в великий город они постоянно говорили о семьях и доме, но теперь Итаку упоминали лишь время от времени. Она стала просто далеким воспоминанием. Продолжались пиры, у некоторых сложились постоянные отношения со спартанскими рабынями. Воинам больше не требовалось себя обеспечивать, поэтому казалось, что о родине они больше не вспоминают. Мысль о возвращении на маленький остров и борьбе с тафианами казалась чем-то далеким. Со временем даже Галитерс и Ментор прекратили планировать возвращение на Итаку и борьбу за нее.
Эперит подумывал, не поделиться ли этими мыслями с Одиссеем. Он прикидывал, не сказать ли Елене, что Одиссей любит другую. Юноша даже гадал, стоит ли сообщить итакийцам, что боги запретили их царевичу жениться на Елене. Но не сделал ничего из этого, будь то к лучшему или к худшему. Молодой воин был связующим звеном между ними, хранил секреты, которых не знал никто, его связывали клятвы и верность людям, доверившимся ему. Это не позволяло делиться выясненным. Настало трудное время, и Эперит мог руководствоваться только чувством долга и преданности Одиссею.