— Ответь, рыцарь, мои выжившие воины рассказывают о всаднике на сером коне, о воине в одеждах обычного корсара, который дрался как сущий дьявол.
— Это Кристиан Гарди. Англичанин.
— Твой великий магистр набрал пиратов со всего света. Но никому не выжить.
— Они возрадуются в Царствии Небесном.
— Они войдут туда, нарезанные на куски. Ибо завтра же наши армии атакуют их крепость. Завтра мы узнаем, верно ли ты указал брешь в обороне.
— Я не лгал.
— Ты поведал, что стены Биргу слабы и кастильские рыцари на огромном бастионе малы числом.
— Мы рассеяны по всей стене. Великий магистр де Ла Валетт отослал их в другое место.
Мустафа-паша ударил по сломанной голени пленника металлическим жезлом. Крики длились долго, рыцарь дергался и извивался в путах. Наконец вопли затихли, превратившись в протяжный стон. Мустафа-паша сжал изуродованное лицо большим и указательным пальцами.
— Не шути со мной, презренный пес. Ты вновь утверждаешь, что Кастильский бастион ненадежен?
— Да… да… — Ответ был едва слышен и прозвучал в потоке неразборчивого бормотания.
— Если ты солгал, я прикажу подвесить тебя перед крепостным валом и бить палками по пяткам.
— Я рассказал все.
— Тогда я тоже поделюсь с тобой одним секретом.
Мустафа-паша наклонился к уху израненного француза и шепотом рассказал о шпионе в самом сердце ордена святого Иоанна. Предатель позаботится о том, чтобы братство рыцарей развалилось изнутри. Ла Ривьер всхлипнул. Откровение может быть жестоким. Ла Валетта и его вооруженных последователей ждала измена, подобная вероломству Иуды. Предательство, эта неотъемлемая часть истории христианства, определит исход предстоящей осады. Обреченному человеку можно довериться, не опасаясь за последствия. Рыцарю нечем заткнуть уши.
Завершив свой рассказ, Мустафа-паша встал, намереваясь уйти. К завтрашнему дню еще многое нужно было проверить. На заре он испытает отвагу загнанных в угол рыцарей. В лобовой атаке он сумел бы выбить их из бастиона. Лишь в случае неудачного штурма Мустафа-паша обратит свое внимание на форт Сент-Эльмо и уступит желаниям неугомонного адмирала. А Ла Ривьеру он дарует быструю смерть. Быть может, когда-нибудь на этом столе растянут Пиали. Турецкий генерал плюнул в лицо пленнику и вышел.
Было их великое множество, словно с юга надвигался рой разноцветных диковинных насекомых. Наступил двадцать первый день мая 1565 года. Турки устремились в наступление, проверяя на прочность первую линию обороны христиан. Сарацины жаждали лишь одного — убивать. С внутренних укреплений Биргу и Сенглеа раздался призыв к оружию. Воины бежали, низко пригнувшись, и толпились на стенах, выглядывая наружу; канониры заряжали орудия. Настал их час. С противоположной стороны неровного поля приближались треугольные стяги и лязгающая музыка османов, земля содрогалась, свет на горизонте потускнел, и воздух был полон напряжения и грядущей опасности. Далеко впереди виднелась рыцарская кавалерия, кружившая и молниеносно атаковавшая врага, безрезультатно бросаясь на неумолимо наступавших сарацин. Ничто не в силах было замедлить их шаг.
На зубчатой вершине Кастильского бастиона в окружении старших командиров стоял великий магистр Ла Валетт. Он ждал и наблюдал. Скоро неприятель подойдет на расстояние выстрела. Однако сами турки не стали готовить артиллерию. Мустафа-паша мог мириться с потерями, потому как был безразличен к чужой смерти. Так о нем рассказывали. Генерал не щадил людей с одной лишь целью: запугать защитников и отыскать слабые места в обороне. Такой подход обходится дорого.
— Грандиозное зрелище, ваша светлость.
Ла Валетт пристально вглядывался в даль.
— Греки сдержали полчища Ксеркса. С Божьей помощью и нам удастся.
— Кавалерия хорошо себя показала.
— Они лишь выполняют приказы.
Рыцарь де Понтье прочистил горло.
— Они несут большие потери, ваша светлость.
— Такова суть войны, брат шевалье.
Де Понтье искоса посмотрел на далекую панораму.
— Немало молодых рыцарей жаждут присоединиться к схватке.
— Мы сбережем их рвение для здешних стен. Нас слишком мало, чтобы расточать силы за пределами крепости.
— Слишком поздно, ваша светлость.
Рыцарь указал рукой вперед. Внизу, перебегая подъемный мост, сотни защитников могучим потоком ринулись на врага. Они вооружились алебардами и пиками, мечами и булавами, христианские знамена развевались, бросая вызов мусульманской орде, а призывные песнопения доносились до Ла Валетта и его помощников. На флангах заряжали ружья мушкетеры, а в центре, присев на колени, приготовились к стрельбе арбалетчики.
Рыцарь Большого Креста Лакруа отвернулся от своего наблюдательного пункта, лицо его исказилось гневом и тревогой.
— Это безумие, ваша светлость. Я дам приказ к отступлению.
— Нет. — Ла Валетт помедлил, затем невозмутимо произнес: — Обратим безумие в нашу пользу.
— Солдаты не подчинились приказам, ваша светлость. Они нарушили дисциплину.
— Тем не менее они рвутся в бой.
— Этого недостаточно против вражеской мощи. Вы сами предостерегали о подобном.
— Именно. Всего минуту назад, брат Большого Креста. Но за минуту обстановка может измениться, а полководец может выиграть или проиграть войну.
— Позвольте мне присоединиться к молодым собратьям на поле битвы, ваша светлость, — пользуясь случаем, попросил де Понтье. — Им понадобится совет опытного ветерана.
— Мне также пригодится такой совет. Пусть все идет своим чередом. Мы позволим молодым рыцарям принять боевое крещение и явим неверным сарацинам силу христианского духа. Тогда уж никто не усомнится в том, какая битва их ожидает.
Сомнений быть не могло. С нарастающим грохотом бесчисленная османская армия набросилась на защитников форта, устремляя свои силы на Кастильский бастион. Глазам Ла Валетта предстала ужасающая картина. Он приказал открыть огонь из пушек, и жерла орудий стали изрыгать огонь, со стен и башен вылетали дым и пламя, выстрелы оставляли на теле вражеских рядов широкие рваные раны. Однако прорехи в строю заполнялись и турки двигались дальше. Авангарды столкнулись, сцепившись мертвой хваткой; беспорядочная бойня на большом расстоянии казалась едва ли не организованным действом. Но людские вопли и возгласы, лязг и скрежет стали, прерывистый грохот аркебуз означали лишь одно — смерть.
Сливаясь в единый поток разноцветных шелков и чешуйчатых пластин, турки штурмовали ров, были отброшены и вновь ринулись в бой. Некий рыцарь в сверкающих серебром доспехах, высоко подняв меч, возглавил контратаку. Он вдруг заколебался, словно оглушенный, и исчез, погребенный под ударами бегущих ног и разящих клинков. Окруженный и отрезанный от остальных, отряд христианских аркебузиров торопливо перезаряжал оружие. Стрелки возились слишком долго. В другом месте фаланга облаченных в доспехи защитников форта прорубила проход в кольце окружения, позволив остальным прорваться вслед за ними. Число убитых росло, османы настойчиво продвигались вперед.