Тайна доктора Фрейда - читать онлайн книгу. Автор: Эльетт Абекассис cтр.№ 14

– В вашем сновидении «Non vixit» вы истребили его из вашей жизни.

– В сновидении «Non vixit» я воскресил в памяти друзей, которых любил, таких как Эрнст фон Брюкке, мой покровитель и учитель в университете, Эрнст фон Флейшль, мой коллега, которым я восхищался, Йозеф Панет, мой коллега и друг. Действие этого сна происходило в лаборатории Брюкке, где Флисс, единственный, кто был еще жив, беседовал с Йозефом Панетом.

– Быть может, находясь в обществе всех этих умерших людей, вы и заметили, что уже желаете порвать с Флиссом и даже убрать его из вашей жизни?

– Во время самоанализа я обнаружил, что видел потом и продолжение этого сна, которое пробудило во мне детские воспоминания о некоторых членах моей семьи. Сновидение по ассоциации привело меня к одному случаю с Джоном, моим племянником, который был старше меня на год. Мы повздорили из-за какого-то предмета, потому что каждый из нас утверждал, что пришел за ним первым. Хотя на самом деле именно Джону полагалось завладеть им, потому что я опоздал и отнял его у него силой. Джон пожаловался моему отцу, но я защищался, заявив: «Я его побил, потому что он меня ударил».

– И это напомнило вам конфликт, который столкнул вас с Флиссом?

– Верно, я подумал во сне: «Ты мне не нужен, я найду себе другого друга, с которым смогу играть».

– Вы отдалились от Зильберштейна, вашего друга детства, от Брёйера, Флисса, Юнга и даже от Ференци, которого так любили.

– Я говорил себе: «В конце концов, никто не кажется незаменимым». И решил, что буду жить в своих детях и в своих трудах. Но уже не с ними.

– Вы же понимаете горечь Флисса, когда он прочитал описание вашего сна и понял, что раз он мертв в вашем сне, значит, мертв и для вас.

– Мы говорили об этом, мы обо всем говорили. Я объяснил ему, что было удивительно видеть, с какой частотой он появляется, и что я радовался, видя, что он жив, но мне казалось ужасным, что я должен признаться в подобном человеку, который сумеет это истолковать. Он не слишком серьезно отреагировал на мои слова, и наша дружба пережила эту грозу! Но было и кое-что еще. В моем сне он обвинял меня в бестактности по отношению к нему, спрашивал меня, рассказал ли я что-то Панету из его частной жизни, хотя это он сам совершил подобную бестактность в отношении меня, и именно это стало предвестием конца наших отношений. Потому что Флисс опубликовал сугубо личные отрывки из моей переписки с ним, что меня сильно огорчило. И вот теперь, Мари, вы хотите поступить так же, как он? Я напомню вам вашу собственную реакцию, когда вы узнали о смерти вашего молодого любовника времен Балканской войны, Альбера Ревердена. Вы тогда сказали, что никогда по-настоящему не любили его, и захотели всего лишь забрать письма, которые писали ему, а когда вы осознали, что он их…

– Не продолжайте, я знаю, это потрясло меня до такой степени, что я места не могла себе найти, пока не сожгла его письма. С Аристидом Брианом все прошло достойно, мы уничтожили нашу переписку оба, каждый со своей стороны. Но что касается ваших писем, то это совсем другое дело, поскольку они составляют часть вашего творческого наследия! Я знаю, как близка к любви ненависть, и что вы хотите избавиться от Флисса, который сначала принес вам столько добра, когда вы его любили, а потом причинил столько зла своей ревностью. Но это невозможно!

Фрейд внимательно посмотрел на Мари. Она была полна решимости сказать «нет». А если она решала что-нибудь, ее невозможно было переубедить. Доктору вспомнилась новелла Эдгара По «Украденное письмо». Он прочитал ее с большим интересом, когда писал предисловие к книге, которую Мари посвятила этому американскому поэту, переведенному Бодлером.

В рассказе Эдгара По речь шла о письме, которое на глазах королевы похитил нечистоплотный посланник, желавший обменять его на некие выгоды, истинная природа которых не уточнялась. Хитроумный детектив Дюпен, в противоположность префекту полиции, который перевернул вверх дном все комнаты в поисках письма, так и не найдя его, понял, что спрятанное не обязательно скрыто от взглядов. И в самом деле, украденный предмет был у всех на виду, и как раз поэтому-то его и не замечали. Поэтому он постарался найти компрометирующее письмо по самым очевидным, а значит, наименее подозрительным признакам того, что желают скрыть. Он носил темные очки, чтобы нельзя было проследить быстрые движения его глаз. Письмо оказалось на невзрачном подносе для визиток, стоявшем на каминной полке, среди пяти-шести визитных карточек, сложенных по обычаю того времени, которое еще не знало конвертов. Лежавшее небрежно, оно совершенно не бросалось в глаза, хотя и было совершенно открыто для всеобщего обозрения. Однако следовало еще принять меры предосторожности, поскольку была опасность, что коварный враг, поняв, что оно обнаружено, мог безвозвратно его уничтожить.

Мари и сама пережила нечто подобное в отрочестве, когда боялась своего отца, который был для нее олицетворением сверх-Я и его жестокости. Она полюбила мужчину, Антуана Леандри, а тот, манипулируя ею, вынудил ее писать ему откровенные письма, и она потом не могла забрать эти свидетельства, порочившие ее в глазах всего света. Так что она годами платила значительную ренту этому подонку, который держал ее заложницей и вымогал у нее деньги гнусным шантажом. И вот история повторяется, но наоборот: теперь тайные письма в ее руках, и она не хочет их возвращать.

– Я считал вас своей союзницей, Мари. И вдруг обнаружил, что пригрел змею на своей груди!

– Я ваш друг! Друг Фрейда – великого Фрейда, революционера мысли! Но я также друг Зигмунда – уязвленного человека, который перевязывает свои раны с помощью психоаналитической теории. Но иногда обе дружбы вступают в конфликт, и тогда я склоняюсь к вам – к вашему наследию, к вашей душе, к вашей вечности. Вопреки вам самому. Неужели вы не понимаете, что эти письма являются главным в понимании ваших трудов, вашего учения? Вашей личности и глубокой внутренней сущности вашего творчества?

– Учитывая природу наших отношений, эти письма вполне естественно затрагивают все возможные научные и личные темы, как я вам сказал… и даже кое-что объективное, это касается наитий и ложных путей зарождавшегося анализа, и является также совершенно личным! По этой причине я и не хотел бы, чтобы они попали в руки нацистов. Поверьте мне, Мари, я не могу уехать, не получив свою часть этой переписки. Это необычайно важный вопрос. Вы прекрасно знаете, что нацистам не нравятся наши теории. Они вступают в противоречие с их взглядом на человека. А в этих письмах, которые я адресовал Вильгельму, я затрагиваю некоторые спорные моменты.

– Вы имеете в виду теорию бисексуальности? – спросила Мари. – Это и есть причина, из-за которой вы поссорились с Флиссом?

– Я сам приписал ему авторство этого понятия! И я никогда ничего не брал от него, не признав этого.

– Однако именно это он и утверждал.

– Я знаю, он упрекал меня в том, что я говорил об этом моему пациенту Герману Свóбоде, который передал это своему другу Отто Вайнингеру. А тот распространил понятия о бисексуальности и психической периодичности еще до того, как он их опубликовал. Но я признал свой долг по отношению к Флиссу и его смелым прорывам. Вот почему меня так обидел его упрек. Я-то думал, что мы не соревнуемся друг с другом. Но я ошибался! Я понял: он ревновал ко мне. Можно ли ревновать, будучи друзьями? Не так я все это себе представлял. Ведь я хотел его блага. Думал, он так же хочет моего… Но он перестал мне писать, хотя в то время я был его единственной публикой. Он злился на меня.