Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Погодин cтр.№ 115

Я вполне постигаю, государь, сколь высоко звание члена Государственного совета, где могут обрести самую лестную награду лица, оказавшие важные услуги отечеству. Исполнен я удивлением к неизреченному великодушию монарха, вверяющих малому числу избранных рассмотрение важнейших административных дел, изменение в законах, предложение новых, не прежде освящая их державною властью своей, как по выслушании их мнения.

Но, государь, всю жизнь свою провел я на военном поприще, на котором не успел ознакомиться с занятиями, к которым я ныне призван. Они мне чужды и усиливают во мне лишь убеждение и горестную мысль, что я бесполезен и потому не могу оправдать ожиданий моего государя.

Как русский и как солдат, я не избегал трудов и не робел перед опасностями на службе государя; не останавливаясь ни минуты вступить вновь на службу, когда мне было объявлено повеление о том Вашего Величества, я устыжусь однако самого себя, если позволю себе желать остаться в настоящем положении, с коим неразлучно убеждение, что лета, опытность, усердие недостаточны, а необходимы сведения, коих у меня нет.

Простите, государь, смелость, с которою я всеподданнейше повергаю просьбу мою о увольнении меня от присутствия в Государственном совете».

10 марта 1830 г.».

Через несколько дней Ермолов получил от военного министра графа Чернышева следующие две бумаги:

«Милостивый государь, Алексей Петрович!

Государь император, прочитав всеподданнейшее письмо вашего высокопревосходительства, от 10-го числа сего месяца, поручил мне уведомить вас, милостивый государь, что его величество весьма сожалеет, что вы, несмотря на долголетнее управление вами Закавказским краем и по гражданской части, не предполагаете ныне в себе способностей, к которым вы призваны высочайшею доверенностью, и что вследствие того, удовлетворяя желанию вашему, его величество увольняет вас в отпуск до излечения болезни.

Сообщив высочайшую сию волю председателю Государственного совета, честь имею и вас об оной, милостивый государь, уведомить.

14 марта 1839».

«Милостивый государь, Алексей Петрович!

Я доводил до высочайшего сведения о желании вашего высокопревосходительства воспользоваться зимним путем для выезда из С.-Петербурга и о просимом вами дозволении откланяться государю императору. Его величество поручить мне изволил уведомить вас, милостивый государь, что чрезвычайно увеличившиеся занятия препятствуют принять вас в скором времени, а потому, не желая вас задерживать, его величество разрешает ваш отъезд.

16 марта 1839 г.».

Так рассказывает приверженец и родственник.

Выслушаем теперь другую сторону. Audiatur et altera pars.

«В совете никто никогда не слышал его голоса и даже большую часть времени он проводил в полудремоте или, по крайней мере, с закрытыми глазами, не обращая, по-видимому, ни малейшего внимания на все, что докладывалось; когда же, при встречавшихся разногласиях, секретари подходили спрашивать о его мнении, обыкновенный ответ его был: «С тою стороной, на которой окажется больше голосов».

По одному делу (кажется, Строгановых со Всеводожскими), очень сложному и запутанному, он просто сказал, что не может произнести никакого мнения, потому что «не понимает этого дела». Когда же тогдашний председатель, граф Новосильцов, возразил, что не считает себя вправе принять такой отзыв, как неуместный со стороны члена Государственного совета, то, после довольно продолжительного уклонения, возвратился к стереотипному своему ответу: «С большинством голосов».

Наскучила ли ему наконец эта, по всей вероятности, преднамеренная роль, или были на то другие причины, только в первых числах июня 1838 года Ермолов вдруг объявил, что на днях опять уезжает в свою подмосковную и нарочно избегает прощания с государем, чтобы не подпасть под затруднительный вопрос, когда он думает снова воротиться в Петербург. «Мне нечего скрывать, – продолжал он, – что я здесь совсем лишний человек: ко двору не гожусь, а в совете совершенно бесполезен, и говорю это, право, не для того, чтобы вымолить какой-нибудь комплимент: я в самом деле чувствую, что уже отжил свой век!»

К 1839 году принадлежит следующее письмо Ермолова к Паскевичу, собственноручное, найденное мною в бумагах, доставленных Я.М. Кириловым.

«Милостивый государь, князь Иван Федорович!

Я имел честь получить почтеннейшее письмо, которым ваша светлость уведомить меня изволили о последовавшем по докладу вашему, милостивый государь, его императорского величества высочайшем позволении мне приехать в Варшаву и осмотреть царства Польского крепости.

Опасаясь, чтобы сближающееся осеннее время не воспрепятствовало осмотреть со вниманием, которого требуют знаменитые сооружения, под распоряжением вашей светлости возводимые, я, для удобнейшего исполнения сего, отложил поездку мою до будущей весны.

С отличным почтением и совершенною преданностью имею честь быть вашей светлости, милостивый государь, покорнейший слуга,

Алексей Ермолов.

18 сентября 1839 г. Москва».

Странно, что это письмо осталось собственноручное. Разве Ермолов вследствие одной помарки вздумал переписать его и не уничтожил.

Кстати, расскажу здесь, что Паскевич приглашал его к себе в Варшаву, по дороге в чужие края. «Зарезал он меня», – сказал Ермолов, рассказывая о том Б.

В 1841 году Ермолов, говорят противники, снова явился в Петербург к бракосочетанию наследника цесаревича и, в качестве военного генерала, тотчас по приезде просил военного министра доложить государю о его приезде и желании представиться. Но день проходил за днем, и наконец наступил и канун свадьбы, а ответа все еще не было; без представления же невозможно было присутствовать и при церемонии. Вследствие того Ермолов решился вторично написать Чернышеву, и государь хотя напоследок и принял его, уже в самый день свадьбы, но без особой аудиенции, а просто перед разводом, в толпе других являвшихся, откланивавшихся и пр. В совете, как считавшийся в бессрочном отпуске, он в этот приезд не присутствовал.

Ермолов опять заключился в деревню, из коей не выезжал ни летом, ни зимой, утешался подчас слухами общей преданности, до него доходившими, доказательствами преданности его старых сослуживцев, которые, одни за другими, приезжали навещать его в уединении, и, наконец, звуками русской лиры, возвышавшей всегда свой благородный голос в пользу униженного достоинства.

Приведем здесь кстати некоторые стихотворения в честь Ермолова, из разных периодов:

Жуковский

Пушкин

Лермонтов