Три любви Марины Мнишек. Свет в темнице - читать онлайн книгу. Автор: Елена Раскина, Михаил Кожемякин cтр.№ 64

– Суд? Суд?! – не переставая смеяться, повторил самозванец. – Ты в уме ли, вояка? Как могут подданные судить своего законного государя? И кто?! Те, кто вчера у меня с руки ел, будто псы ласкающиеся, ныне же обратилися на меня, как лютые звери? А не трепещут ли они, что на правом суде все измены и негодяйства их откроются? Не суд им нужен, а голова моя… Так я ее просто так не выдам! – Он зло плюнул на землю кровавой слюной и отвернулся, давая понять, что больше им не о чем говорить.

– Что же позвал нас тогда? – грубо спросил вместо Федьки Васька Валуев.

– Глаза ваши видеть хотел… С какими глазами на мятеж идут против того, кому крест целовали.

– Мы тебе креста не целовали и в войске твоем не были. Нас Шуйский себе забрал… – угрюмо пояснил Васька и недобро покосился на немца-телохранителя, особенно на его длинную рапиру.

– Как дворовых псов! – зло бросил самозванец и вновь плюнул кровью.

Между тем на Житном дворе быстро менялась расстановка сил и войск. На помощь жидкой цепочке Федькиных дворян бегом подоспели сыны боярские во главе со своим сотником. Их привел Михайло Татищев, который, увидев самозванца, все же поспешил скрыться от стыда или растерянности за спины своих бойцов. Следом оружные холопы, одетые в одинаковые кафтаны, подвели под уздцы коня, на котором сидел сам князь Василий Шуйский. Этот, наоборот, пытливо вглядывался в происходящее у Благовещенской башни, но свой княжой голос подавать не спешил. Как видно, искушенного мастера плетения козней и заговоров сейчас вполне устраивала роль молчаливого знамени мятежа, а гласные приказы пускай отдают другие, с них потом и спросится! За Шуйским подвалила осмелевшая толпа «черного люда». Эти кипели в отдалении, грозили стрельцам дрекольем да топорами, но, памятуя об убийственной меткости их огня, боялись идти на слом. Зато отчетливо раздавались истошные и злобные голоса крикунов-заводил:

– Капец вам, стрельчишня! Дрожите, собаки!

– В слободу к вам пойдем – баб-то ваших да пащенков порешим!

– Красного петуха вам на кровлю пустим!

Стрельцы заметно смутились, стали переглядываться, длинные стволы пищалей начали медленно, один за одним, опускаться.

– Не гнись, стрельцы-молодцы! – закричал, желая ободрить их, самозванец. – Вскорости помощь из города подойдет, верные жолнеры мои польские подоспеют! Сломим мятежу хребет! Я вам тогда заместо домов ваших хоромы боярские отдам, от Шуйских да Салтыковых, изменников! Вместо старых да постылых жен ваших самыми сладкими девками-боярышнями из родов их, поганых, вас пожалую!

– Нам, государь-батюшка, чужих хором да баб не надобно, – мрачно ответил за всех пожилой стрелец с седеющей бородой. – Нам свои любы-дороги, даром, что бедны да стары.

Увидев колебание стрелецкой дружины, вмешался Ванька Воейков, принявшийся сновать между ее рядами, словно ложка во щах.

– Братцы служивые, о детишках малых, о домах ваших помыслите, – задушевно говорил он, заглядывая в лютые бородатые рожи стрельцов с самым участливым и ласковым выражением. – Пожгут-порежут все разбойные людишки! Погибнут душеньки безвинные, пропадет добро ваше, честное, нажитое! И некому-то, кроме вас, защитить их да оборонить! Что вам в подлом еретике-обманщике?

– Сдавайтесь, стрельцы! – прокричал через Житный двор зычный начальственный голос, должно быть, Михайло Татищев. – Вяжите Гришку-расстрижку! Всем вам пощаду и почет обещаем!

Самозванец с тревогой вглядывался в своих последних защитников. Он порывисто попытался подняться, но искалеченная нога не послушалась, и с мучительным стоном он опустился обратно на свое холодное каменное седалище.

Стрельцы наконец решились. Седобородый подошел к царю Димитрию (или расстриге Гришке?) и низко поклонился ему:

– Ты прощай, батюшка Дмитрий Иванович, мы все для тебя свершили, что могли. Более ничего не можем. Смилуйся над тобой Господь… Берите его, что ли, ребятушки дворяне!

Самозванец смотрел спокойно и грустно. Он поднял грязную руку и по-отечески перекрестил стрельцов, благодаря за последнюю службу. Православным крестом.

– Ar-r-r, verdammten Schweine!!! ^[91] – заревел вдруг рыжий немец, хватаясь за свою рапиру… Но Васька Валуев барсом прыгнул на него и с замаха хватил страшным кривым клювом чекана по голове. Наемник замычал и пал, как бык на бойне, из дыры на шлеме струей хлестнула черная кровь – и душа вон!

– Это тебе за убиенного дьяка Осипова, мразь! – удовлетворенно проговорил Валуев, обтирая окровавленный клевец шапкой.

Федька с трудом собрался с мыслями, до глубины души потрясенный всем произошедшим. Как видно, еще служить и служить ему было до хорошего сотника, недоставало в сердце надлежащей воинской твердости.

– Стрельцы, – обратился он к стоявшим молчаливой толпой защитникам подложного Димитрия. – Мы царя… то есть самозванца понесем, а вы вокруг тесно станьте, с оружьем, да не допускайте до него толпу. Учините ему последнюю службу.

– Добро, – невесело кивнул старший. – Только, коли бояре мятежных людишек не смирят, мы долго не удержимся…

– Мы их упредим! – утешил стрельца Федька и заорал во всю мочь через Житный двор: – Князь Василь Иваныч! Господин Татищев! Сдаются стрельцы! Взяли мы вора! Пожалуйте к нам…

Толпа взорвалась ликующим, злым, угрожающим воплем и неудержимой лавиной хлынула на жидкий заслон стрельцов. Те отчаянно замахали бердышами, отгоняя озверевший народ:

– Назад, шпыни, сарынь, сволочь! Башку раскрою!! Осади!!!

Братья Мыльниковы бесцеремонно схватили самозванца за руки и сдернули с отмостки. Он ударился больной ногой и не застонал, а зарычал от боли. Васька Валуев подоспел и подхватил пленника за ноги. Федька и Ванька надрывали голоса, тщетно призывая на помощь бояр и свою сотню. Немногочисленных дворян и сынов боярских закрутило, разбросало водоворотом разгоряченных немытых тел, а светлый шлем Шуйского торчал над головами толпы там же, где и был ранее, – на краю Житного двора. Князь Василий Иванович не тронулся с места! Стрельцы, к которым присоединились несколько чудом протолкавшихся вперед ратных людей, еще из последних сил сдерживали напор безумной народной злобы…

Самозванец, жалко и нелепо висевший на руках Мыльниковых и Валуева, словно деревянная игрушка-паяц у злых мальчишек, вдруг посмотрел на Федьку глазами, исполненными последней мольбы и отчаяния.

– Если есть у тебя душа, не дай мне умереть лютой смертью! – взмолился он стонущим от страдания голосом. – Ты воин, я воин… Убей меня, как на ратном поле! Убей чистой смертью…

Федька не слышал своего голоса. Голова его пылала, как в лихорадке. Мысли скакали, пиная и вытесняя одна другую, и ни единая не задержалась настолько, чтобы он запомнил ее. Как видно, он приказал своим: «Опустите его!», раз те грубо шмякнули самозванца на землю и отступили на шаг. «Стреляйте в него!» – должно быть, сказал Федька. Ерошка и Митрошка Масленниковы отвесили челюсти и развели руками. Прошка Полухвостов попытался загородиться древком значка со святым Маврикием, словно от бесовского наваждения. Ванька Воейков глянул на Федьку, глянул на самозванца, вытянул из-за пояса пистоль, но тотчас опустил: