Три любви Марины Мнишек. Свет в темнице - читать онлайн книгу. Автор: Елена Раскина, Михаил Кожемякин cтр.№ 46

– Кур тоже подумал, да в ощип попал, дурная твоя борода! – Федор нарочно рванул поводья так, что взгоряченный конь вздыбился и громыхнул передними коваными копытами о дерево решетки: полетела трухлявая щепа, караульный начальник невольно отпрянул, да поскользнулся на навозе и шумно плюхнулся широким задом в грязную лужу. По обе стороны ворот раздался дружный издевательский хохот зевак.

– Отворяй, недосуг мне с тобою! Зело срочное дело государево! – внушительно приказал Федор, погрозив через решетку нагайкой так, что все, кому надобно, увидели у него на пальце кольцо с государевой печатью. А потом прибавил, почти примирительно, чтоб окончательно «забрать» стрельца в свою волю:

– Заплутали мы здесь на посаде, насилу ворота отыскали. Без хлеб-соли обойдемся, отворяй!

Несмазанный деревянный ворот еще надсадно скрипел, убирая в кольца ржавую цепь, еще неровно, толчками, ползла вверх решетка в воротах, а под своды уже плотно, напористо хлынула дворянская сотня. Знаменщик Прошка Полухвостов ловко перехватил повыше древко значка со святым мучеником Маврикием, так, что полотнище не поклонилось крепости, а как бы присело… Въехав в город, молодцы привычно снимали шапки и крестились на высокий, потемневший от ветров и дождей шатер Успенского Брусенского собора, и кое-кто украдкой шептал в усы: «Господи, помоги! Господи, пронеси!»

Федор Рожнов быстро прикинул по памяти расположение стен и башен Коломенского кремля. «Ворота Ивановские позади, стало быть, ошуюю должно быть башне Грановитой. А после – Коломенской, той самой! Коломенская – выше».

– Подтянись, сбей ряды, бездельники, так вас и растак-растуда! – рявкнул на сотню, бодря себя бранью, хотя знал, не оборачиваясь: люди и так съезжаются в тесную кучу, тесня друг друга боками коней, как обычно перед боем.

– Васька Валуев, ко мне!

Тот подъехал, насупясь. Федор бережно вытащил из потайной запазушной сумы царскую грамоту, писанную к коломенскому воеводе и, почтительно поцеловав печать с разляпистым державным орлом, протянул второму пятидесятнику:

– Езжай, Васька, немедля на двор к князюшке Кутюку При… как там его дальше… Чинно, со всем почтением вручишь ему грамотку в собственные его воеводские ручки да обскажешь на словах: челом-де бью и скорым часом сам к нему пожалую! Ныне же срочное и тайное государево дело свершаю. После поклонись пониже – башка, чай, не отвалится – и, минуты не медля, дуй прямым ходом ко мне! Коли выпустят…

– А коли не выпустят? – угрюмо спросил Васька, пряча грамоту под шапку.

– Не выпустят, так я приду – выручу тебя! – пообещал Федор, сердцем чуя, что, скорее всего, так оно и будет, да только выручать своих нелегко станет.

Васька вдруг скорчил плаксивую мину, удивительно не вязавшуюся к широкой лютой роже здоровенного детины, и попросил жалостно:

– Ты уж, Федюшка, пожалуй, не оставь меня в злой неволе, Христа ради!

– Сказал: не оставлю! Ты друг мне, а мое слово крепко. Пошел!!

Васька приосанился, по-особому присвистнул – ученый конь сразу взгорячился под ним – и прянул галопом в узкие улочки, только грязь из-под копыт. Федор зло стер попавшую ему на бороду черную каплю и махнул рукой сотне:

– Заворачивай ошуюю, братцы! Вдоль стены, рысью!..

Кони борзо взяли с места и пошли размашистой рысью – под привычный лязг стремян и ратного железа.

– Постой, постой, господин сотник! – бросился было к Федору воротный пятидесятник. – На воеводский двор не туда! Я покажу…

Недосуг было, и Федор только прикрикнул на докучного:

– Посторонись, стопчут!

И зря. За спиной тотчас надсадно задребезжал сполошный колокол: стрельцы били тревогу. Неласково встречали государевых людей в Коломне, береглись, как от воров! Не пришлось бы теперь башню с Маринкой боем брать! Так подумал Федор, а рука уже привычно отмахнула сотне, и всадники пустили коней во всю прыть.

Вот она, проскочила мимо Грановитая башня, приземистая, выпиравшая острыми углами стен… Городской любопытный люд сбегается поглазеть на конных, а кто на пути – шарахается по сторонам… Разномастные городские псы загавкали и стаей понеслись в угон сотне… Ребятня, голоштанная и чумазая, присоединилась к псам, возбужденно вереща тонкими, будто птичьими голосами… Им – забава! Вот зияют прямо в стене, словно плохо затянутая рана, Михайловские ворота, заложенные камнем еще во времена осадного сидения от мятежных ратей Ваньки Болотникова…

Доехали! Круглая башня Коломенского кремля выросла впереди словно из земли – мощная, высоченная, круглобокая, в седых наростах мха на буром кирпиче. Казалось, давила и угнетала она своей неприступной тяжестью, и где только нашлось бы в этом каменном столпе место для маленькой пленницы…

– Стой! – Сотник выкинул вверх согнутую в локте руку, и конский топот за его спиной замер. Натягивая поводья, государевы дворяне осаживали коней, и каждый с удивлением и потаенным страхом таращил глаза на великаншу-башню, даже те, кто видывал ее прежде.

– Братцы, кто упомнит: двери в нее, окаянную, с затына ^[70] или с боевого хода? – спохватился Федор. Эх, надо было ранее разведать, да как? Всегда так: вершишь государево дело вроде по уму, а выходит – как бог положит!

– С боевого хода как не быть? Заведено, чтоб с боевого хода были! С затына – бес его знает… Были вроде и с затына, да заложить могли! – неуверенно отозвались несколько голосов.

– Так, слезай! – исполнился решимости Федор и легко соскочил с седла (усердный Силка тотчас перехватил поводья сотникова коня). – Первый, другой, третий десяток – со мной, на стену, ошуюю башни! Воейков Ванька, ты с остальными давай с затына, а не найдешь входа – лезь на стену и входи с другой стороны! Всюду волю и дело государево в голос кричите, чтобы за воровских людей вас не приняли… Братья, твердо помни: стражу первым боем не бить, а сами драться станут – унимать, не калеча! И, не приведи господь, палить кто станет – ручонки повыдергаю!! Уразумели?

– Слушаем, сотник… Да, Федя… Уразумели, чего не уразуметь? – угрюмо отозвались молодцы.

Холопы-коноводы расторопно принимали коней, по двое поводьев на руку, каждый – по четыре коня. Остальные споро растеклись двумя потоками – за сотником и за первым полусотником. Посадские и торговые люди, монахи, бабы да ребятишки, обретавшиеся подле стены по делам или по безделью, приставали с расспросами: «Что за воинские люди, да откуда, да по какому делу, да зачем от ворот в колокол трещали?» Федор шагал, не отвечая, молча раздвигая толпу решительным жестом. Следом с угрожающим сопением спешили остальные, стискивая в крепких ладонях рукояти плетей или сабель, а знаменщик Прошка нес значок со святым Маврикием наперевес, словно копье-ратовище.

– Бревно вон валяется, подберите! – деловито распорядился Федор. – На случай, коли двери выносить придется…