Красная валькирия - читать онлайн книгу. Автор: Елена Раскина, Михаил Кожемякин cтр.№ 74

Когда граница с ее полосатыми красно-зелеными столбами и пыльными буденовками часовых осталась позади, Лариса вдруг посмотрела на него совсем осмысленно и твердо заявила: "Возьму, к себе дочку Гафиза Леночку... Только бы маленькая была на него похожа". Так он узнал, кто такой Гафиз. Оказалось, что на самом деле у него было совсем простое имя, Николай Гумилев, и его расстреляли, якобы за конрреволюцию... Может и вовсе зря, только бешеный полпред товарищ Раскольников в этом деле чекистам сильно пособил. Аршак спросил, с кем же теперь живет эта Леночка, неужели одна? Очевидно, у нее есть и собственная мать? Лариса ответила коротко и зло, по-балтийски обругала мать девочки "последней лахудрой" и сказала, что та наверняка загубит дочку.

Аршак решил не разубеждать Ларису. Этот чужой ребенок был сейчас последней ниточкой, привязывавшей Ларису к земле. Оторвешь эту ниточку - и улетит грешная душа Ларисы на небеса. Или, скорее, в ад... Ну, об этом не ему судить. Он бы и сам разыскал сына Эмине, да как бы самому себе не навредить, когда станешь узнавать, в какой детдом попал несостоявшийся наследник бакинского нефтепромышленника и врага революции! К тому же, фамилию в детдоме ему наверняка поменяли на какого-то "Тракторова" или "Октябрева", чтобы об расстрелянном отце-капиталисте не узнал и ненароком не возненавидел советскую власть. Страхуются товарищи... От слова "страх"!

В самом начале пути Аршак думал спросить, почему Лариса не родила ребенка своему полпреду, но отказался от этой затеи. И так понятно: от нелюбимых женщины рожать нигде не любят - ни в Армении, ни в России.

Впрочем, практичный Баратов не оставлял надежды извлечь из Ларисы хоть какую-нибудь пользу. Женщина она была умная, ученая, сведущая в языках и науках. Вот пусть и учит его - дорога долгая, а в жизни пригодится. Вдруг советская власть решится завязать с НЭПом - где тогда найти безбедное и спокойное пристанище, как не в рядах красной профессуры? Лариса согласилась охотно: с особенным удовольствием она читала ему стихи! У нее выходило на редкость выразительно: словно не устами, а израненной душой и оголенными нервами произносила она рифмованные строки! В дороге Аршак прошел краткий курс всемирной истории (особенно про Римскую империю и про Наполеона понравилось!) и русской литературы. Гафиз-Гумилев, как выяснилось, писал на удивление хорошие стихи - ну откуда у революции такая скверная привычка всегда выводить в расход самых лучших?!

В общем, пока они доехали до Ташкента, Аршак с отличием окончил свой дорожный университет. Во всяком случае, так казалось ему. Лариса придерживалась иного мнения и частенько упрекала своего ученика в "поверхностности". Сумасшедшая же, сразу видно: ничего не понимает! Не обижаясь, Аршак заодно взял у Ларисы обещание, что она познакомит его с отцом-профессором. Не сейчас, правда, поскольку в Петроград он пока не собирается (советскую торговлю можно успешно поднимать и в Ереване), а как-нибудь потом, при случае.

Лариса пообещала твердо, так что расстались они добрыми друзьями. Может быть, настанет время, когда состоятельному и предприимчивому человеку на родине станет неуютно, вот тогда придется перебраться в Петроград или Москву, и заделаться красным профессором.

"Надо тебе, товарищ Баратов, в петроградский институт востоковедения", - полушутя-полусерьезно сказала Лариса. И он твердо решил: мечту свою осуществить, зря что ли из Кабула от дипломатической карьеры бежал! Так и расстались: он - ученым, а она - немного повеселевшей. Лариса на прощанье даже слегка всплакнула, почти растопив суровое сердце бывшего абрага и будущего профессора, и подарила ему тонюсеньку книжку со стихами этого Гумилева. Стихи были хорошие; наверное, потому она и плакала. Только этому бедняге уже ничем не поможешь, упокой Господи его душу! Накрошили же они мяса по всей стране с этой битвой за светлое будущее... А будущее светлым не бывает, оно - материя темная, как сказал бы сейчас Аршак. Только он был умный человек, и говорить этого вслух не стал.

Простились они в Ташкенте, на железнодорожной станции. Лариса махала ему рукой через мутное окно вагона, а глаза у нее были грустные-грустные, совсем, как у Эмине много лет назад. Поезд ушел, Аршак постоял на перроне, вздохнул и пошел прочь.

Подумалось напоследок, что о ее душе теперь оставалось только молиться. Впрочем, молиться будущему красному профессору, стоящему на твердом фундаменте диалектического материализма марскистко-ленинской философии, было бы неуместно. Так что пусть другие молятся, если смелости хватит. А он может просто от души пожелать ей покоя и хоть на каплю радости. Может, эта капля и для Ларисы у судьбы найдется. Чудны дела твои, Господи, никогда не знаешь, что завтра случится...

Лариса не узнавала город, о котором мечтала душными, пропитанными запахом роз афганскими ночами. Она помнила разоренный Петроград революции и Гражданской войны, напряженный, ожидающий своей участи Петроград Кронштадтского мятежа 1921 года, и еще - застывший, исполненный отчаяния город, переживший разгром мятежного Кронштадта. От кронштадтского бунта ожидали смягчения революционного курса, хотя бы одного шага назад - от развала, голода и страданий к долгожданному примирению. Жизнь должна была наладиться, стать будничной, спокойной - без пожаров и битв, смертей и слез, но Кронштадтский мятеж разгромили, и мировая революция устремилась дальше - от разоренной России в горы Афганистана.

Но за два года, которые Лариса провела при дворе эмира Амманулы, революция сделала шаг назад, отступила от прежних кровавых идеалов ради НЭПа, оценила привлекательность наживы, высоко подняла тех, кого так презирали красные вожди 1918 года - торговцев, а вместе с ними и неистребимый дух коммерции. Всюду Лариса видела нелепый и скучный быт - "американскую новую Москву" и обуржуазившийся Петроград. Малопонятный НЭП, "свирепая конкуренция", бензиновая гарь шикарных авто с помятыми крыльями, унизанные бриллиантами пальцы бывших карманников, откормленные дамочки в соболиных боа с манерами кухарок - все это вызывало у Ларисы только отвращение.

Впрочем, она была здесь чужой: самовольно уехавшей из Афганистана представительницей советской дипмиссии. Когда Лариса, словно ливень в открытое окно, ворвалась к родителям, в их московскую квартиру, Михаил Андреевич и Екатерина Александровна глазам своим не поверили.

- Как ты могла бросить мужа, ответственную работу - можно сказать, задание партии?! - спрашивал отец, и его голос срывался на крик. - Ты же подставила под удар всех нас! Тебя арестуют! И нас вместе с тобой!

- Зачем ты сделала это, Ларочка? - сочувственно спросила мать. Впрочем, Екатерина Александровна догадывалась "зачем". - Неужели из-за этого твоего Гафиза? Но ведь сколько времени прошло после его расстрела! Что ты можешь сделать сейчас?

- Я узнала, что в гибели Гафиза отчасти виноват Федор. - ответила Лариса. - Федор посоветовал товарищам из ЧК взять Гумилева "на карандаш"! Когда я узнала об этом - не смогла больше быть с ним рядом. Это ведь подло, все равно что выстрелить в спину!