Рыцари Дикого поля - читать онлайн книгу. Автор: Богдан Сушинский cтр.№ 87

— Для чего же тогда? — неожиданно вырвалось у Коронного Карлика. Откуда королю было знать, что «варшавскому гному» эта игра в словесные прятки и недоговорки надоела еще во время предварительной беседы с графиней д’Оранж?

— К лету, если все сложится, как мы с Хмельницким предполагали, великая христианская армия, в которую войдут не только поляки и украинцы, но и литовцы, молдаване, валахи, чешские отряды, наемники из Саксонии и Баварии, трансильванцы, буквально захлестнет все турецкие гарнизоны в Северном Причерноморье, сметет их с исконно польских берегов и восстановит взлелеянную в умах и душах многих поколений народа Великую Польшу от моря до моря. Настолько великую, что вся остальная Европа станет молиться на нее как на спасительницу и заступницу от мусульманского ятагана.

Коронный Карлик почувствовал, что ему становится грустно. Видно, так ничего этот коронованный владыка и не понял, так ничему и не научился. Чтобы объединить под своим мечом почти весь христианский мир, нужны усилия многих монархов — Франции, Англии, Австрии. Мечтая о своем главенстве в христианской Европе, король совершенно упускает из виду, что очень скоро встанет вопрос о его собственном королевстве. Ибо то, что на самом деле разгорается в эти дни в Украине, давно тлело на углях взаимной ненависти, давнишней религиозной непримиримости, а также неуважения к польским законам не только большинства украинцев, но и многих поляков. Впрочем, — что весьма показательно — прежде всего, самих поляков.

Однако мысли оставались мыслями. Ни в словах, ни на лице Вуйцеховского они никак не отражались. Весь его лик по-прежнему излучал ту особую доверчивость и искренность, которая сбивала с толку не только слабых женщин, но и сильных мира сего. Его предельные, внешне граничащие с глупостью, доверчивость и наивность оставались теми каплями яда на острие кинжала, которые еще должны будут вспениться в крови каждого, кто поверил в покладистость и простоватость Коронного Карлика.

— Уверен, что Хмельницкий будет польщен. Он получит должность командующего всеми войсками Речи Посполитой. Ваша милость примирит его не только с польской короной, но и с его собственными аристократическими замашками. В окружении Хмельницкого приживутся мои люди. Мы будем знать о каждом его шаге. После каждой, пусть даже самой величественной из своих побед над Потоцким, он будет открывать в среде своих высших офицеров ровно столько врагов, чтобы блеск этой победы был сведен к элементарному страху за гетманскую булаву и собственную голову. А вся его командная верхушка и вся дипломатия будут парализованы бесконечной грызней за первенство в войске, раздел новых имений и раздачу почестей.

— Но в то же время Хмельницкий должен понять, что мне не нужна сильная армия Потоцкого. Сильную армию мы создадим потом, когда получим разрешение сейма. И тогда это будет армия короля, а не армия шляхты, собранной из различных украинских воеводств.

— С вашего позволения, я объясню Хмельницкому, что ни сам Потоцкий, ни его сильная шляхетская армия нам не нужны, — уточнил Коронный Карлик, стараясь как можно осторожнее определить отношение короля к личности самого коронного гетмана, оказавшегося теперь во главе антикоролевской партии. — Нам нужна польско-украинская королевская армия под его, Богдана Хмельницкого, командованием.

— Словом, у вас будет время поговорить о многом из того, что одинаково близко и мне, и генеральному писарю, — ушел от прямого одобрения этой формулировки Владислав IV.

Как только лучи на удивление теплого, хотя и по-зимнему бледноватого солнца пробились в их комнату, полковник сам разбросал баррикаду и приказал казакам готовиться в путь.

Умываясь внизу, у небольшого бассейна, у которого стояли бочки с водой, послы сумели заглянуть в конюшню и убедиться, лошади их на месте и преспокойно жуют овес. Еще больше они удивились, увидев перед собой возродившегося из небытия хозяина заезжего двора. Воздав хвалу Аллаху за то, что тот подарил его дорогим гостям «ночь сладких снов», старый турок пригласил их всех позавтракать в его ресторанчике, где казаки смогут найти все то, чем в Крыму обычно угощают самых именитых постояльцев.

— Ахмет-ага, — обратился к нему Хмельницкий по-турецки. — Вы служили здесь, в украинских степях. Я же был в плену в Турции, неподалеку от Стамбула. Мы с вами старые солдаты, и можем поговорить так, как способны говорить только старые солдаты. Что у вас здесь происходит?

Турок поставил на стол перед казаками два кувшина вина и едва заметным движением глаз указал Хмельницкому на окно, из которого видны были мающиеся у ворот охранники.

— Сколько их там? — вполголоса спросил турок, чтобы его не слышали ни казаки, ни слуги.

— Двое.

— А вечером было шестеро. И ночью весь мой постоялый двор был оцеплен аскерами Сулейман-бея. Однако ночь развеялась, и эти двое уже не стражники у ворот тюрьмы для обреченных, а почетный караул у двери, за которой почивает высокий гость из Сечи, из Дикого поля.

— Значит, Сулейман-бей все-таки испугался гнева перекопского мурзы? — незаметно вложил в открытую ладонь турка две серебряные монеты.

— Не мурзы, а самого хана, Ислам-Гирея, которому нужен союзник не только против Польши, но и против Турции.

— Вас как турка не пугает, что я могу стать союзником Ислам-Гирея против Блестящей Порты?

Турок загадочно улыбнулся и, оглянувшись, нет ли кого поблизости, ответил.

— Мой отец был таким же славянином-русичем, как и вы.

— Тогда многое становится понятным. Оказывается, мы стоим еще ближе друг к другу, нежели я предполагал.

— Не стану долго пересказывать историю о том, как он оказался в Турции, принял ислам и женился на турчанке. Тем более что он и сам не очень-то любил вспоминать о днях своей молодости…

Их разговор был прерван появлением Перекоп-Шайтана и Корфата. Татары выглядели мрачными и крайне усталыми. Лица опухли от побоев, на руках у Корфата виднелись следы ожогов.

Усаживая их за тот же стол, за которым сидели казаки, Хмельницкий и Ахмет-ага многозначительно переглянулись. Они так ни о чем и не спросили у татар, но обоим было ясно, что эта ночь оказалась для ордынцев куда страшнее, чем для казаков.

Оседлав коней, степные рыцари направились к воротам. Хмельницкий первым выехал из караван-сарая, чуть не затоптав копытами своего коня одного из зазевавшихся стражников, которые смотрели на казаков с такой ненавистью, что, казалось, не только гнев хана, но и гнев Аллаха не способен был остепенить их. Однако теперь крымчаков оставалось всего двое, а казаки готовы были к схватке.

— Что бы там дальше ни происходило, а хозяин караван-сарая отныне наш союзник, — предупредил Хмельницкий Савура, когда постройки гостиницы скрылись за углом, а зловонная улочка, открывавшаяся впереди, показалась свободной и безмятежно-тихой. — На обратном пути обязательно остановимся у него. Как считаешь, Вечный Пленник?! — перешел он на татарский. — Примет нас Ахмет-ага на обратном пути?