— Да, — проворчал Финн, не слишком впечатленный результатами осмотра. — По виду, совсем еще юнец.
Сигурд, посапывая сквозь свой серебряный нос, несколько раз воткнул копье в снег, дабы очистить от возможной заразы. Но даже и после этого он с сомнением поглядывал на оружие, как бы прикидывая, не лучше ли его вообще выбросить.
На теле мертвого существа обнаружились и другие участки, свободные от коросты — на бедрах, под коленом и на ягодицах. Здесь его кожа выглядела совершенно нормальной, насколько нормальной может выглядеть кожа мертвеца. Застывая, она становилась голубовато-белой и холодной, как мрамор.
— А тот, первый, на него не походил, — припомнил Морут, бросая взгляд на склон, где скрылся беглец.
— Тебе виднее, — пожал плечами Финн.
— Видали, как он кинулся на защиту мальчонки? — сказал Абрахам. — Жизнь за него положил… Вряд ли чудовище стало бы так себя вести.
Финн лишь презрительно сплюнул в ответ.
— Волки тоже сражаются за свою стаю, — сказал он. — Но это не делает их людьми.
Этих слов оказалось достаточно, чтобы русы из Сигурдовой дружины окончательно и безоговорочно уверовали в сверхъестественную сущность погибшего парня. В их глазах он был драконовым отродьем, Чешуйчатым Троллем… или еще чем похуже. Эта вера, вкупе с опасением заразиться неведомой болезнью, сделала свое дело: в рядах дружинников возникло волнение, вылившееся в возмущенный ропот. В конце концов ко мне подъехал смущенный Сигурд и сообщил, что не уверен в своей дружине. Мол де, эти олухи верят, будто чешуйчатая тварь — отпрыск Чернобога, славянского бога смерти. А посему ему, Сигурду, будет очень трудно заставить их идти дальше.
— Насколько трудно? — недовольно спросил я.
По правде говоря, я слишком сердился на себя самого, чтоб щадить чувства воеводы. Сигурд бросил взгляд назад, за мою спину, и по тому, как у него побелела кожа вокруг накладного носа, я понял: очень трудно, практически невозможно.
— Ну, тогда мы пойдем одни, без вас, — сказал я, надеясь, что это прозвучало достаточно храбро для норманна (и отчаянно жалея, что мы не относимся к племени русов).
Финн поддержал мое решение восторженным «хейя!». Он до сих пор не мог простить себе оплошности в бою, а потому стремился доказать всем, и в первую очередь Одину, что ему с Годи никакие чешуйчатые Грендели не страшны.
— Я пойду с вами, — вызвался Морут, — если возьмете.
Я с благодарностью кивнул. Нам бы очень пригодился маленький степняк с его навыками следопыта.
— Я тоже сходил бы, — вмешался Абрахам. — Потому как я никогда раньше не видал таких чудовищ в своей степи… и хотел бы побольше узнать о них.
— В твоей степи? — моментально окрысился Морут.
— Она такая же моя, как и твоя, — надменно заявил хазарин; и они вновь завели свой бесконечный спор на тему, кто раньше появился в степи и кто, следовательно, имеет больше прав на нее.
Порой мне кажется, что подобные препирательства являются для степных народов такой же привычной и успокаивающей чертой быта, как, скажем, для нас, северян, вид родной хижины с толстыми стенами… или знакомой с детства очажной ямы.
Воронья Кость тоже высказал желание пойти с нами, однако Сигурд рявкнул на него — куда более резко, чем обычно позволял себе, — и мальчишка без возражений подчинился.
Так что мы собрались и пошли к скале, оставив Сигурда с его дружиной возле озерца. Они тут же принялись собирать хворост, дабы развести костер. По всему было видно, что их пугает даже необходимость провести несколько часов в подобном месте. Люди старались не приближаться к мертвому телу Чешуйчатого, хотя труп Гезилы они оттащили в сторонку — дабы предать приличествующему погребению.
— Помните, я предостерегал Гезилу относительно сказочек этого Олава, — задумчиво произнес Абрахам. — Так все и вышло…
Судя по всему, хазарин был не прочь и дальше развивать эту тему, однако, поймав хмурые взгляды побратимов, счел за благо заткнуться. Вместо того он вернулся к безопасному спору с Морутом.
Мы шли примерно с час. К тому времени солнце уже высоко поднялось над горизонтом, но проклятую скалу солнечные лучи будто обходили стороной. У ее подножия по-прежнему клубился густой туман, холодный, словно глаз белого ворона. Туман этот белесыми щупальцами охватывал стволы корявых деревьев, пухлыми клочьями набивался в каждую мало-мальски заметную выбоину.
Не нравилось мне все это, и, как выяснилось, не зря. Именно из-за этого тумана мы и прозевали нападавших. Морут шел впереди, читая одному ему понятные знаки. Такие вещи, как перевернутый камень или сломанный сучок, многое говорили зоркому степняку. Приблизившись к узкому проходу меж двумя скалами, Морут опустился на колени, дабы исследовать землю. И в тот самый миг над его головой просвистело брошенное копье. Разминувшись со своей целью, копье пролетело лишних двадцать шагов и приземлилось прямо у моих ног.
— Стройся! — крикнул я, скорее, по привычке, потому как строиться здесь особо было некому.
Но, повинуясь все той же привычке, Квасир и Финн безмолвно скользнули ко мне и остановились, выставив щиты. Тем временем из-за скал выскочили трое. Они очень походили на своего убитого приятеля, хотя один из них держал в руках щит, а на другом присутствовала какая-никакая одежка — все те же пастушьи шкуры и кожаная шапка на голове. Я отметил, что кожа у последнего чистая — никаких признаков чешуйчатости.
Морут как стоял, припав на одно колено, так и откатился в сторону. Мгновение — и он скрылся в ближайших кустах. Абрахам с воинственным криком прыгнул вперед и принял на себя удар лопатой, предназначавшийся его маленькому недругу. Древко лопаты ощутимо огрело хазарина по обтянутому кольчугой плечу. Тот раздраженно зарычал и пустил в ход свой меч. И тут же раздался душераздирающий визг чешуйчатого обитателя болот — меч Абрахама вонзился ему меж ребер и пронзил насквозь.
Второй — тот, что в кожаной шапке — выбрал своей мишенью меня. Ох, напрасно он это сделал… Он бежал, высоко занеся над головой кирку с заостренным концом — очевидно, рассчитывал со всей дури обрушить ее на мой щит. Я видел его обезумевшие глаза и разверстый в диком крике рот посреди русой бороды.
В тот самый миг, когда нападавший наконец добежал и уже намеревался нанести свой победный удар, я просто отступил в сторону. Бедняга оказался зажатым между мною и Квасиром. Трудно сказать, от чьего меча он принял смерть… Оба наших клинка откромсали по изрядному куску от Кожаной Шапки. Он упал ничком, да так и остался лежать среди камней.
Последний — по виду самый могучий из всей троицы — остался безоружным, поскольку лишился копья в самом начале боя. Но оно ему, судя по всему, и не требовалось. Ибо этот боец повел себя как истинный берсерк. Рыча и брызгая слюной, он ринулся на Финна, который отступил на шаг назад и принял его натиск на щит. Чудище, как безумное, грызло щит и царапало своими когтями. Его лягушачья морда с выпученными глазами находилась всего в каком-то дюйме от лица побратима.