Так оно и оказалось. Скоро мы все рассмотрели вдали огромное мельтешащее скопление птиц.
— Крачки, — определил малец еще до того, как востроглазый Гизур сумел рассмотреть, действительно ли это крачки… или, может, какие-нибудь олуши?
— Откуда ты узнал? — заинтересовался Хаук Торопыга.
— Услышал, — просто ответил мальчишка. — Слышно, как они сзывают друг друга на пир, а после кричат от удовольствия. Кстати, если желаете порыбачить, там полно селедки.
И он оказался прав. Приблизившись, мы увидели, что крачки мечутся над водой, постоянно ныряя за добычей. А дальше все было просто: мы плыли, ориентируясь на птиц, и скоро достигли устья Невы. По ней мы добрались до озера Ладога, а там уж повернули на юг и двинулись по Волхову.
К тому времени никто больше не шутил. Все опасливо поглядывали в сторону мальчишки, который слышал птиц, понимал их язык и, вдобавок ко всему прочему, носил имя Воронья Кость. Не удивительно, что на память пришел Сигват. Я сказал об этом Финну и Квасиру, и те со мной согласились.
— А может, он сын Сигвата, — предположил Финн, и мы удрученно замолчали.
Как тут не замолчишь, когда всем нам припомнился Сигват и его разговоры о птицах и пчелах. Вспомнили мы и тот день, когда наш побратим лежал с перерезанным горлом на пыльной улице серкландской деревушки, а над ним реяли тучи назойливых мух.
Так прошел наш первый день на пути к Альдейгьюборгу. Плыть ночью по незнакомой реке мы не решились, поэтому, едва стемнело, причалили к берегу. Разожгли костер, приготовили поесть, после чего соорудили навес над палубой и стали готовиться ко сну.
Мы, как всегда, сидели втроем — я, Финн и Квасир. Разговор вертелся вокруг маленького тралла, который попал нам в руки. Квасир заявил, что в этом деле следует положиться на Торгунну. Якобы его жена мастерица выведывать секреты, и нам-де надо повнимательнее прислушиваться, о чем она толкует с мальчишкой. Как бы то ни было, но все мы сошлись на том, что Олав очень необычный ребенок. Финн — наполовину в шутку, наполовину всерьез — похвалил меня за то, что я сдержал слово и оставил мальчишку в живых. Как он сказал, «с таким мальцом плутовать опасно».
Что касается меня, то во всей этой истории я не видел поводов для веселья. Как ни крути, а мы положили кучу народа на острове — жен, младенцев (даже собак) Клеркона и его подручных. Вот и получается, что этот девятилетний ребенок с нашей помощью отомстил всем своим обидчикам. И пусть сам он никого не убивал, но руки-то у него по локоть в крови.
Вскорости к нам подошла встревоженная Торгунна и не на шутку разворчалась. Ее, видите ли, беспокоило, что бедный ребенок бродит в одиночестве по незнакомому берегу. Как бы чего не случилось… В результате нам пришлось подниматься и идти на поиски мальчишки.
Олав вернулся сам. Примерно час спустя он бесшумно появился из ночной тьмы. Настолько бесшумно, что бедняга Торкель от неожиданности едва не налетел на факел.
— Где ты был? — в сердцах насела на него Торгунна.
Мальчишка обернулся к ней, и оба его разноцветных глаза сверкнули алым в пламени костра.
— Слушал, как разговаривают совы, — ответил он. — Они говорили об охоте.
— И как, удачной была охота? — посмеиваясь, спросил Финн.
Но мальчишка шутки не поддержал.
— Слишком холодно для удачной охоты, — ответил он, серьезный, как каменная колонна, и направился к костру.
Нам не оставалось ничего другого, как поплестись следом. Не знаю, как остальные, а я чувствовал себя потрясенным.
— Вот, — сварливо проговорила Торгунна, кидая что-то мальчишке в руки. — Возьми это и играй у огня. Так ты будешь подальше от неприятностей.
Это оказалась доска для игры в тавлеи, к ней прилагался мешочек с отполированными камешками. Я чуть со смеху не помер. «Играй у огня…» Олав, однако, вежливо взял доску и положил ее рядом.
— Сейчас слишком темно для того, чтобы играть, — сказал он. — Но мне известна история про такую же доску, и я вам ее расскажу.
Мужчины зашевелились, принялись оглаживать бороды. Это что-то новенькое: девятилетний мальчишка собирался рассказывать истории нам, взрослым бывалым мореходам. Квасир громко рассмеялся, явно забавляясь.
Воронья Кость прочистил горло и чистым, певучим голосом завел свой рассказ. Я обратил внимание, что все мужчины, словно дети, придвинулись поближе к огню и приготовились слушать.
— В одной из вестфольдских усадеб жил-был человек, — начал мальчик. — И вот взял он однажды кусок дуба, который, как известно, является деревом Тора, и вырезал из него прекрасную доску для игры в тавлеи. Доску эту он отдал своему сыну и показал, как на ней играть. Мальчик очень обрадовался такому подарку и, когда поутру отправился пасти овец на холме, взял доску с собой. А камешки, рассудил он, всегда можно подобрать по дороге.
Олав на время остановился, чтобы убедиться в заинтересованности окружающих. А те и впрямь слушали, словно зачарованные. Вот вам и девятилетний мальчишка! Воронья Кость, почище любого певца-скопа, завладел вниманием слушателей. Даже я поддался магии его рассказа, хоть и дивился про себя тому сейду, что он сплел и раскинул вокруг нашего костра. Хотел бы я знать, откуда он узнал эту историю. Не от Клеркона же! Тот уж точно не рассказывал мальчику сказки на ночь. Что касается отчима мальчика, то, насколько я понял, он умер давно — когда Олав был еще совсем юным. Возможно, мать успела поведать ему эту историю до того, как покинула сына навсегда?
А Олав между тем продолжат:
— Итак, мальчик повсюду носил доску с собой. И вот однажды он повстречал людей из соседней деревни, которые пытались разжечь костер. «Где в ваших краях можно разжиться дровами?» — спросили они у мальчика. «Вот, у меня есть доска», — отвечал мальчик. И взяли они его доску и бросили ее в костер. Когда отцовский подарок вовсю запылал, мальчик заплакал. «Не переживай так из-за своей потери», — сказали люди и дали мальчику замечательный, совсем новый сакс.
— Хороший обмен, — послышался из темноты голос Рыжего Ньяля. — Добрый сакс куда полезнее, чем доска для тавлеи. Как говаривала моя бабка, оружие и лес — вот лучшие учителя для юнца.
Окружающие зашикали на Ньяля, чтоб не мешал слушать. Олав поудобнее устроился у костра и возобновил рассказ:
— Мальчик взял нож и пошел восвояси со своими овцами. Шел он, шел и увидел человека, который пытался выкорчевать из земли огромный валун, чтобы потом вспахать свое поле. «Земля очень твердая, — пожаловался он. — Ну-ка дай мне свой сакс, я подкопаю камень». Мальчик отдал мужчине нож, но тот копал так отчаянно, что сломал лезвие. И снова заплакал, запричитал мальчишка: «Ах, что же ты сделал с моим ножом!» «Не плачь, — успокоил его мужчина. — Я дам тебе взамен хорошее копье». И он действительно подарил мальчику отличное копье, украшенное медью и серебром.
Тут слушатели, уже сообразившие, в каком направлении движется повествование, снова оживились. Некоторые засмеялись, другие справедливо вопрошали, как такое может быть — чтобы крестьянин, не имеющий приличной лопаты, владел прекрасным копьем. Однако и тех, и других быстро заткнули, и у костра снова воцарилась тишина.