Волчье море - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Лоу cтр.№ 44

— Посохом своим она его не проткнет.

Шестидневная медовуха — коварный напиток, вечером она наполняет тебя силой богов, а в холодном свете утра словно разваливается в твоем чреве полусгнившим трупом; во рту гадко, череп будто раскалывается.

Я проснулся — хотя сам не назвал бы сном те муки, какие пережил ночью, — в чужом теле. Ноги отказывались поднимать меня, пальцы рук мнились складками войлока. Брат Иоанн сидел на корточках рядом со мной, мрачный, как вестник судьбы; искоса поглядел на меня и ушел прежде, чем я успел сосредоточиться.

Внезапно на меня обрушилась вода, дыхание пресеклось, и словно спала завеса: я увидел и осознал, где я и кто я, рассмотрел яркий свет восходящего солнца, вынырнул, помотал головой, вяло обругал тех, кто учинил со мной такое, потом сел, протер глаза и откашлялся.

Козленок, бледный, но улыбающийся, сжимал в руках пустую деревянную бадью. Брат Иоанн держал другую, принесенную с реки, и задумчиво смотрел на меня. Я поднял руку, убеждая остановиться.

— Наконец-то, — проворчал монах. — Финну с Радославом, между прочим, еще хуже твоего. Квасиру и Хедину получше. А вот Ивар Гот умер.

Я как раз вытирал лицо и промокал мокрые и липкие волосы, так что не сразу сообразил, о чем он. Потом до меня дошло, и я изумленно уставился на монаха. Как Ивар мог умереть? Он был вместе с нами, помогал мне накачиваться шестидневным набидом, его опухшее лицо побагровело, как и у всех прочих, и, хотя отек мешал ему говорить, он заставлял нас хохотать над своими шуточками.

Брат Иоанн вздохнул. Козленок бросил бадью и накрыл меня своим плащом, чтобы обсушить.

— Моя вина, — печально сказал маленький монах. — Надо было отвести его к греческим хирургеонам с этим зубом.

— Они бы его исцелили, — поддержал Козленок, задирая рубаху, чтобы показать мне лилово-красный рубец шрама. — Они и мертвых воскресят.

— Сатанинское отродье, — беззлобно ругнулся брат Иоанн. — Иди, найди Сигвата. Не беги, предупреждаю, иначе рана откроется. — Монах повернулся ко мне, а Козленок медленно побрел прочь. — Ему еще рано вставать, но разве такого удержишь!..

— Знаю, набид крепкий, — выдавил я, — но ведь от него не умирают, правда? Он же не убивает, так?

Брат Иоанн отдал мне ведро, чтобы я попил, и я послушался, но жажду не утолил.

— Ивара убил его зуб. Там завелся гной, в опухоли. Ты его видел. Он не хотел идти к грекам, хотя ясно, что вреда бы они не причинили. А так яд из зуба, должно быть, отравлял его каждый день после нашего отплытия с Кипра.

Я вспомнил лицо Ивара, раздувшееся с одной стороны, и шрам на щеке, в том месте, куда угодила стрела. Другая сторона лица запала и словно высохла, так что он смахивал на изъеденный червями сыр.

— Зуб его убил, — повторил я. Брат Иоанн согласно кивнул.

— И это лишь первая из многих смертей, — сказал он. — Пришла весть: стратегос Красные Сапоги будет здесь через два дня, вместе с войском. А Старкад рассказывает всем, кто захочет послушать, что Братство разграбило церковь на Кипре и истребило много добрых христиан.

Я поднялся, накинул плащ на плечи, отчаянно желая, чтобы в голове прояснилось.

— Кто-нибудь его слушает?

Брат Иоанн пожал плечами.

— Скарпхеддин, например. Или греки-командиры. Ярл Бранд, мне говорили, только посмеялся, когда узнал, отчего греки слегка поумерили пыл, ведь Бранд грабил на всем пути до Срединного моря, и я не удивлюсь, если он не щадил монастыри. Грекам, похоже, нужен Бранд и его люди. Но все же Бранд обязан помочь Старкаду, раз этот пес принес ему клятву верности.

— Ты одобряешь разграбление церквей, монах? — удивился я его словам.

— Не стал бы, будь они прежними монастырями, — ответил брат Иоанн, — но нынешние — лишь пустые оболочки, под которыми затаились невежество и глупость. Lucri bonus est odor ex re qualibet, как сказал бы ярл Бранд, знай он Ювенала.

Я никогда не слышал о Ювенале, но слова «сладок запах денег, откуда бы те ни взялись», безусловно, подошли бы любому ярлу. Брат Иоанн повел меня к нашим палаткам, голова кружилась от винных паров и мыслей о том, как бы нам половчее удрать отсюда, прежде чем враги захлопнут ловушку.

Мы сожгли Ивара Гота по обычаю восточной Норвегии, ибо жара уже коснулась его тела. Козленок стоял рядом со мной, бледный и до сих пор хрипящий; он весь дрожал, пока люди Бранда и Скарпхеддина, тоже любившие посмеяться шуточкам Ивара, складывали хворост для погребального костра.

Греческим святошам было досадно, что человека, вроде бы обратившегося в Христову веру, сжигают как язычника, — но мы не стали их слушать, потому что хотели похоронить Ивара достойно, с доспехом и оружием. Местные козопасы-грабители могил наверняка придут ночью и все уволокут — это оружие стоило целого состояния, даже если разломать его натрое.

Так что встали у облитого маслом костра, зажгли его и отправили Ивара в чертоги Асгарда.

— Я тоже почти умер, — прошептал Козленок, и я стиснул его плечо, ощущая, как ему страшно. Сердце в груди колотилось, как птица в клетке.

— Ты не умер, хвала богам.

Он посмотрел на меня.

— Как ты можешь не бояться смерти, Торговец?

Ну и вопрос. Ответить на него, впрочем, достаточно просто: сам увидишь. Но Козленок нуждался в обереге, в защите, и потому я снял с шеи молот Тора, тот самый, который носил мой отец, чью окровавленную голову я нашел в грязи под стенами Саркела и забрал прежде, чем стервятники над ней потешились.

— Вот лучший податель храбрости, — сказал я, накидывая кожаный ремешок ему через голову. Он потрогал оберег, столь схожий с христианским крестом, и нахмурился.

— Я не могу. А как же ты?

Я наполовину обнажил свой волнистый клинок.

— Вот защита еще надежнее, но слишком тяжелая для тебя. Пока носи амулет.

Он сжал оберег в кулачке и улыбнулся, весь его страх сгинул. Я ощутил, как колыхнулась разлитая в мире сила сейд. Быть может, Рыжебородый и вправду благословил этот амулет.

Финн и другие хотели поставить камень в память Ивара, но поблизости не нашлось ни одного подходящего, да и резчика рун было не сыскать в доступных пределах — за всю мою жизнь я наткнулся всего на один такой камень; сомневаюсь, что их больше сотни на всем белом свете. А ныне и того меньше.

В конце концов они взяли под руки Коротышку Элдгрима, который менее прочих ошибался в рунах, доставили его в Антиохию и заставили вырезать имя Ивара на придверной колонне одной из церквей, покуда священники трясли бородами и грозили позвать стражу.

Как сказал Финн, меньшим, что христиане могли сделать для Ивара, который вместе с нами окунался в воду и умер не на поле брани, было его имя на одном из домов Белого Бога. У них таких домов предостаточно.

Я напомнил, что если Христос не примет Ивара, он уйдет в чертоги Хель, прекрасные и уродливые, как она сама. Известно, что умершие от хвори или от старости, в итоге рассаживаются на богато убранные скамьи Хельхейма.