Директория. Колчак. Интервенты - читать онлайн книгу. Автор: Василий Болдырев cтр.№ 212

³⁵¹ В дневнике сказано: «Со стороны пьяного Савоськи». Всеволод Иванов был вторым председателем национального демсоюза. Человек продажный, большой хамелеон, заискивал у интервентов, околачивался в передних меркуловских правителей. За все эти доблести и получил прозвище Савоська.

³⁵² Состав народного собрания представлял большую смесь представителей разных группировок. В состав народного собрания вошли 11 диких, 7 казаков, 11 так называемых крестьян, 1 кадет, 4 эсера, 9 несоциалистов, 8 демсоюзцев и т. д. Все они образовали в народном собрании 4 основные группы: 1) блок несоциалистов – 43 депутата, 2) Демсоюз с примыкающими – 10 депутатов, 3) Трудовая партия – 7 депутатов и 4) эсеры с примыкающими – 15 депутатов.

³⁵³ На этом завтраке, который состоялся в день Покрова, присутствовали, кроме перечисленных в тексте, генерал Молчанов и В. Иванов – Савоська. В этой благородной компании очутился «демократ» Болдырев. Как будто он не мог знать, что здесь будет властвовать настроение «монархически-хмельное», а не учредиловское. Текст книги очень скупо передает запись дневника. «Неистовствовал в своем слове Меркулов», – читаем мы в дневнике. В то время, когда «пьяненький командир (Зеленцов) упрямо бурчал «за монархию» – Иванов-Савоська, как отмечает Болдырев, «пропел одну из своих арий о старой императорской армии и бегал кругом стола, когда его начали ловить, чтобы покачать».

³⁵⁴ Цейтлин Роман Абрамович – старый партийный работник, в 1905–1906 гг. был членом Северо-Западного комитета РСДРП, участвовал в 1907 г. в нашем партийном съезде в Стокгольме; в 1909 г. сослан в Сибирь. Во время мировой войны Цейтлин жил в Харбине. Там же он энергично закреплял завоевания Февральской, а затем Октябрьской революции, а впоследствии, после падения колчаковщины, участвовал в образовании ДВР. Цейтлин, в качестве уполномоченного ДВР, находился во Владивостоке как раз во время меркуловского переворота. На квартиру врача Моисеенко, куда Цейтлин пришел повидаться с некоторыми политическими друзьями, явились трое военных, которые начали производить у него обыск по ордеру меркуловской контрразведки. Во время обыска один из военных выстрелом из револьвера убил Цейтлина наповал.

³⁵⁵ В дневнике этот раут описан более красочно. «Закончилось все поздно ночью, – читаем мы в дневнике, – выпито было преизрядно. Не обошлось и без скандала. Депутата Кожина побил какой-то казачий офицер. Напившийся японский профессор Хигучи считал почему-то своим долгом переругаться со всеми хозяевами и получил от старенького казачьего генерала отповедь на отборном «шекспировском» (?) языке. Сошло – почтенный профессор, кончивший нашу Киевскую духовную академию, «не понял» и продолжил всех уверять, что России больше нет и не будет, как нет старой Римской империи. Мне почему-то ставил в вину стремление социализировать Японию и раздеть японок, как это делают русские дамы (?). Я ему ответил, что это ничего бы не прибавило к откровенности японок, так как они и теперь раздеты снизу до пояса. Лихо танцевали казачьи генералы, пели со слезой казаки и наши нарсобские «крестьяне». Одним словом, к 2–3 часам ночи объединение было достигнуто, но ценой, думаю, не малой».

³⁵⁶ Последние две строки в дневнике записаны так: «Вот тебе и легенда о восстаниях на Сибирской магистрали, о которых так старательно сообщают «услуживающие» власти из «Русского края».

³⁵⁷ Никакие переговоры Цейтлин с каппелевцами не вел.

³⁵⁸ Последний отрывок, который в книге начинается словами «у меня имеется», в дневнике отсутствует. Вместо этого мы в дневнике находим следующие слова: «И в этом будет громадная трещина среди молодого поколения».

Словом, в дневнике выражен взгляд, противоположный тому, который находим в книге.

³⁵⁹ «Праздник», о котором говорит Болдырев, был отпразднован столь эффектно и красочно, что читатель, думаем, не посетует на нас, если восстановить всю запись дневника, тем более что про академиков царского Генерального штаба Болдырев в своей книге ничего почти не сказал.

«Праздник георгиевских кавалеров, праздник Генерального штаба и академии. По немому соглашению в силу обстоятельств, сложившихся между начальником академии А. Андогским и конференцией, всякое торжество в самой академии признано излишним. Общий праздник устраивает правительство и командование. Я получил приглашение, как тов. предс. народного собрания. Волновался старик Б.М. Колюбакин. В этом почтенном профессоре столько честолюбия и страсти быть на виду у начальства! Долго обсуждал – не умалено ли его достоинство предоставлением ему билета в третьем ряду? Немало пережито тревог из-за шпор и из-за ленты.

Утром был в церкви, жарко, людно и скучно, пели плохо. После парад принимал глава правительства С.Д. Меркулов и Вержбицкий. Я, конечно, был в стороне, и мой воротник штатского пальто и шапка вдохновили Савоську на очередной фельетон. У ограды церкви какой-то не социалист расправлялся с большевиком: «Было время – расстрелять меня хотел, а теперь, мерзавец, пришел на наше торжество, на нашу партию любоваться».

Недурно прошли взводы моряков, морских стрелков, сводный взвод кавалеристов и пехоты, затем парадировали георгиевские кавалеры. Народу было очень много, преимущественно из сочувствующих новому порядку.

Поехал на автомобиле с Андрушкевичем в «Золотой Рог», где был приготовлен завтрак для георгиевских кавалеров и офицеров Генерального штаба. Сидел рядом с Вержбицким, справа от меня старый болтун генерал Мандрыка. Говорил Спиридон (Меркулов) о «промысле Божьем», говорил Вержбицкий. От имени офицеров Генерального штаба отвечал «старейший» Б.М. Колюбакин. От имени академии А.И. Андогский оправдывался за «извилистый» изгиб академии к той же цели, куда идет и настоящее национальное правительство. В юбилейном номере «Русской армии» его довольно холостая статья.

Выскочил с нелепой истерической речью полупьяненький Антонович и наскочил на скандал. В своей речи отлично знающий его И.И. Еремеев спросил: кто этот предыдущий оратор без погон, офицер ли он? Антонович пытался объясниться и в конце концов, по-видимому, деликатно был выведен генералом Семеновым, выполнявшим роль выводного. Недурно для генерала Генерального штаба.

Вержбицкий рьяно кричал, восстанавливая порядок среди охмелевших гостей. Во время моей речи о внимании к тем георгиевским кавалерам, кои рассеяны за пределами родины, какой-то пьяный полковник крикнул: «А ты жирный!» Вержбицкий грубо приказал ему убраться вон. «Слушаю, ваше высокопревосходительство!» Сочетание хама и холопа, таким образом, исчезло из-за стола.

Скоро уехал. У бывшего на завтраке минфина Лихоидова стащили шубу, стоящую 4000 рублей!

Так бывшие люди справляли свой военный праздник! Так в ненастные дни занимались они… делом!»

³⁶⁰ Опущен следующий конец: «Здесь еще много «товарищеского» духа, я обратил внимание на обращение ко мне. Слово «товарищ» исключено из обихода».

Смысл этих слов станет понятным, если заметим, что «Общество народных чтений» (это видно из одной, опущенной в тексте книги, записи дневника) «до 26 мая (меркуловский переворот) находилось в плену у коммунистов», оставивших обществу в наследие «товарищеский дух», выправить который Болдырев и желал.