Так, депутат Копытин определенно заявляет, что для него «на путях к великой цели даже народное собрание такой пустяк, с которым не стоит считаться, и, если народное собрание нужно только как средство, его можно и оставить». Мысль, чтобы нигде, ни в одном уголке необъятной России не осталось бы места, где бы не царили идеи коммунизма, – слишком заманчива. Чего будет стоить ее проведение – это пустяки. В целях дальнейших мировых завоеваний Россия – только средство, этап – не более.
Такая постановка вопроса ясна, определенна и темпераментна.
Вторая особенность – это наличие умеренных социалистических групп, которые на территории Приморья не только не запрятаны по тюрьмам, как «социал-соглашатели и контрреволюционеры», но и свободно говорят и даже ведут парламентскую борьбу с большевизмом.
Для них, по выражению депутата Бинасика, главным образом, важно торжество принципов с точки зрения научного марксизма. И эта позиция пассивной борьбы, одновременно с поддержкой своих противников в их государственной работе, понятна и возможна только в Приморье.
Дальше, крестьянство. Оно, в лице фракции большинства народного собрания, сочувствует большевизму, но не приемлет коммунизма. Как сила, влияющая на решения народного собрания, крестьянская фракция, я извиняюсь за сравнение, как богатая невеста, имеет много женихов, но, руководимая природным чутьем и житейским опытом, крайне осторожна и колеблется.
Она помнит те развлечения, которым в свое время предавался атаман Калмыков, но не забывает и то, что и теперь есть другие потенциальные силы вроде гражданина Гурко и ему подобных, которые, своевременно получив надлежащие инструкции
[85], могут весьма понажать на строптивых.
Дальше, новая группа – это беженцы из Забайкалья, которые, в силу исключительных условий, перемешались с семеновскими и каппелевскими войсками.
Каппелевцы еще не так давно рассматривались нашей первой делегацией как одна из слагающих сил в том демократическом строительстве, которое должно было явиться следствием объединения всего Дальнего Востока. Группа эта в свое время называлась народной армией, в ее рядах было много воткинских и ижевских рабочих и крестьян с Волги, Урала и Сибири. На ее знамени был начертан лозунг: борьба за Учредительное собрание. И вот эта группа, составляющая остатки от так называемой каппелевской армии, совершившей беспримерный Ледяной поход по Сибири, пробившись в Забайкалье, подвергается ударам другой народно-революционной армии, тоже борющейся за Учредительное собрание (Дальнего Востока), вытесняется за пределы родной страны, ей предлагается сложить оружие и вернуться к родным семьям и очагам, то есть туда, откуда она силой военного счастья противной стороны была беспощадно изгнана.
Ее гонят и из той чужой ей территории, на которую она перешла. Единственной отдушиной остается для нее Приморье, и она стихийно стремится попасть туда.
Наконец, последняя группа – буржуазные элементы. Эта группа, учитывая обстановку Приморья, убежденно не идет на соглашение, так как видит в таковом только отсрочку к воцарению того строя, при котором для нее неизбежны или порабощение, со всеми его последствиями, или исход в чужие края.
Вот те настроения, которые сплелись в настоящее время в Приморье. Они создали ту особенную обстановку, разрешить которую, при наличии здесь иноземной интервенции, так же просто, как это было в Чите, несомненно нельзя.
Вот почему надо подождать, посмотреть, куда поведет читинский демократизм, и, до созыва Учредительного собрания ДВ, ограничиться своими внутренними делами.
Исходя из этой же местной обстановки, не трудно предвидеть, что даже в случае признания все же будет неизбежным глухое и упорное сопротивление, и его нельзя особенно строго осуждать. Все шли на создание демократического буфера, при условии свободного волеизъявления всех договаривающихся сторон.
Этого не произошло, и за Приморской областью остается сейчас формальное и моральное право быть осторожным в своих решениях.
Чтобы депутатам, сидящим на левых скамьях, не показались односторонними мои сомнения и пока отрицательные выводы о читинском демократизме, я должен заявить, что остаюсь совершенно последовательным, так как своевременно уклонился от участия в осуществлении и другого – омского демократизма, проводившегося в жизнь два года тому назад небезызвестным омским национальным блоком.
Это дает мне право на осторожность, право сомневаться, что демократизм Читы имеет некоторые специфические особенности. Это видно и из того обстоятельства, что все ораторы из группировок, как защищающих читинское государственное образование, так и обещающих поддержку таковому, неизменно спадают с голоса и понижают красноречие, как только подходят практически к оценке этого демократизма.
Некоторые из ораторов пугают неизбежным последствием непризнания – возобновлением Гражданской войны, но мне кажется, что, если Чита не пойдет на нас войной, мы, при наших, более чем скромных, вооруженных силах, меньше всего будем думать о борьбе, но зато будем иметь возможность понять одно: хотят ли нас убедить продуманной государственной работой или же просто покорить.
Итак, подождем.
Пусть «Красное знамя» еще раз укажет, что «генерал Болдырев отбивает шаг на месте».
Выдержка и осторожность не мешает…»
Я оставался в меньшинстве. В общем неизбежном ходе событий земское правительство заканчивало свою роль. На смену ему шла новая политическая комбинация. Учитывая обстановку, я стремился замедлить опасную скорость этой замены.
Насколько это было правильно или ошибочно – покажут дальнейшие события.
Оглядываясь на весь этот период, с момента выступления японцев до выхода моего в отставку, я всеми мерами стремился сохранить в весьма трудных условиях, внутренних и международных, достоинство и престиж России, а равно и восстановление ее материальных интересов, столь грубо попранных выступлением японцев 4–6 апреля.
При нажимах, порой очень сильных, слева (Дальбюро) и ударах справа все же удавалось сохранять необходимое равновесие и авторитет, которые требовались тогдашней обстановкой с учетом сил всех группировок, боровшихся на Дальнем Востоке.
Правительство Приморской областной земской управы передало всю полноту власти народному собранию, которое избрало Исполнительный орган областной власти в числе семи лиц: председатель Антонов и члены: Гагальчий, Петкус, Якум, Кларк, Макаров, Кабцан и Николаев. Все, за исключением меньшевика Кабцана, партийные коммунисты или сочувствующие им.
К этой семерке переходила вся работа бывшего совета управляющих ведомствами, под непосредственным руководством Читы. Ведение иностранных сношений, перешедшее всецело к Чите, должен был выполнять Кожевников, товарищ министра иностранных дел ДВР, который жил уже здесь, во Владивостоке.
Сессия народного собрания была прервана до 15 января будущего, 1921 года.