Была оскорблена Россия, страдали за нее, главным образом, большевики (в сущность углублялись немногие), это явилось их большим плюсом. У Японии же увеличилось число ее врагов и недоброжелателей.
Промах японцев был использован и иностранцами. Американцы и чехи усердно фотографировали следы причиненных разрушений, муссировали перед общественным мнением Америки и Европы наиболее возмутительные факты этих действительно тяжелых для России дней.
Японцы, кажется, приняли некоторые меры в отношении сокращения работы телеграфного кабеля, но это, конечно, не достигало цели. На Русском острове американцы владели мощным радио. Имелись радио и на иностранных военных судах.
7 апреля я получил предложение председателя правительства занять пост командующего сухопутными и морскими вооруженными силами. Я обусловил свое согласие единодушным одобрением моей кандидатуры всеми политическими группировками, до коммунистов включительно.
Это было дано.
Краковецкий вскоре выехал, кажется, в Чехословакию. Он отбыл два тяжелых месяца на своем ответственном посту и после 4–5 апреля больше оставаться на таковом не мог
[58].
Положение командующего с разоруженными войсками и флотом было очень тяжело.
Если вышедшие из-под ударов японцев войсковые части с их политическими руководителями и несли определенные лишения, отойдя за Амур или скрываясь в сопках, то они все же были свободны и могли поддерживать бодрость надеждой на реванш. Хуже было для всех оказавшихся в непосредственном общении с японцами, особенно в первые дни после 4–6 апреля.
Полный развал аппарата, огромное число арестованных, затруднения с продовольствием, расквартированием, тяжелая зависимость от японцев, общее угнетенное настроение, подозрительность – все это создавало обстановку весьма неблагоприятную для огромной работы по залечиванию нанесенных ран и восстановлению нормального порядка.
Естественно, прежде всего надо было так или иначе определить взаимоотношения с японцами. Положение «ни мир, ни война» длительно продолжаться не могло. Враждебные действия со стороны ушедших войск и партизан, вырвавшихся из общего руководства Владивостока, могли создать обстановку, при которой все наиболее жизненные центры Приморья, при переходе японцев на положение войны, могли оказаться сплошным концентрационным лагерем.
Выступление 4–6 апреля, кроме армии и флота, косвенно отразилось и на общем ходе жизни края. Определенность отношений требовалась и с этой стороны.
В силу изложенных соображений Временное правительство поручило мне «войти в соглашение с японским командованием об образовании смешанной комиссии из представителей японского и русского командования для обсуждения вопросов чисто военного характера, возникших за период 4–6 апреля».
Письмом от 13 апреля генерал Оой ответил мне, что «штабу японского командования желательно совместное обсуждение не только вопросов, возникших в период 4–6 апреля с. г., но и вообще всех вопросов чисто военного характера в настоящем и будущем».
При принятии мною этой несколько расширенной программы работ комиссии, японское командование выражало согласие на учреждение таковой и извещало, что со стороны японского командования делегируется весь состав бывшей уже комиссии: генерал Такаянаги, полковник Исомэ, майор Хасебе, капитан Савада и профессор Хигучи.
Предложение генерала Оой не вызвало возражений с русской стороны, и 17 апреля комиссия приступила к своим работам. В состав русской стороны, за моим выходом из комиссии, был назначен военный инженер профессор Коханов.
Как основание для переговоров японская сторона предложила особый меморандум в 6 пунктах, выражающий, главным образом, «условия для прекращения боевых действий».
Русское контрпредложение значительно шире раздвигало рамки переговоров, затрагивая все крупнейшие вопросы, которые возникли в связи с событиями 4–6 апреля.
После двухнедельных переговоров, носивших чрезвычайно напряженный характер, особенно по вопросу о немедленном очищении японцами Хабаровска и сохранении этого пункта для расквартирования русских войск, стороны пришли, наконец, к соглашению.
Условия для работы русской стороны были особенно трудны. Их усложняли и слева и справа. Так, большевистское «Красное знамя» опубликовало 20 апреля текст предварительных условий для соглашения, представленных японской стороной, что нарушало принятое комиссией постановление, ставило русскую сторону в неловкое положение перед японцами и создавало путаницу в общественных настроениях, находящихся еще под впечатлением событий 4–6 апреля. Правая печать («Слово» и др.) весело остроумничала на тему о разоружении «сопочников», «о командующем без войск» и т. д. Увеселяла «единомышленников» очень бойкая анонимная газетка «Блоха».
Осложнялось положение и общим упадком экономического характера. Благодаря сильному падению курса, иена поднялась до 600 рублей. Начался большой вопль о невозможности существования.
С уходом частей войск в сопки после них остались огромные хвосты командного и рядового состава. Удовлетворение их всем необходимым сделалось крайне сложным.
Воинский начальник, куда толпами адресовался этот «бездомный» люд, заявлял, что он «готов повеситься». Кормовой оклад возрос до 369 рублей в сутки. Всюду требовались миллионы, а заведующий финансовым отделом член правительства А.А. Менщиков заявил, что «пора всем переходить на 5 фунтов муки и 10 селедок в месяц».
Муссируются слухи о новом перевороте. Японцы, раздраженные неудачей выступления и неловкостью перед иностранцами, нервничают и усиливают общую напряженность. Временами опасаешься – не начали бы снова стрелять ружья сами собой.
Подтвердились сведения о захвате японцами бывших членов военного совета Лазо и Сибирцева. Ходит упорный слух о том, что они переданы японцами русским и кем-то живыми сожжены в топке. Все розыски и запросы о них японцев остаются безрезультатными.
Временное правительство для успокоения населения организовало вечером 20 апреля многолюдное собрание в зале городской думы. Собрались представители политических партий и общественности от коммунистов до торговопромышленников и домовладельцев наиболее правого уклона.
Председатель правительства Медведев подробно охарактеризовал создавшуюся обстановку и ознакомил собрание с новой программой правительства.
Говорил он дельно, без особых дипломатических тонкостей. Просто и тепло. Во всяком случае, ему удалось объединить присутствующих по вопросу об отношении к японскому выступлению.
Я дал подробное объяснение по поводу выдвинутых японцами условий соглашения и изложил свои контрпредложения, которые будут заявлены русской стороной.
После ряда вопросов и заявлений, сделанных различными представителями, собрание высказало полное одобрение намеченной правительством программе и обещало общую единодушную ему поддержку.