«Дальний Восток» и другие местные газеты усиленно направляют меня в Читу, откуда я будто бы имею целый ряд лестных предложений. Эти сообщения разнообразятся вариантом о моем намерении создать свое правительство при содействии некоторых союзных держав.
В ряде открытых писем в редакцию я категорически опроверг эти досужие басни, причем в отношении содействия союзников высказался вполне определенно, заявив, что «великое дело спасения родины, прежде всего, есть наше собственное дело».
Гостиница кишит агентами всех контрразведок: отечественных и иноземных. Японец-парикмахер, работающий в самом вестибюле, внимательно осматривает проходящих – непосредственно или их отражение в зеркале. Немой неослабный розыск всюду следует по пятам.
Владивосток. 25 января
В городе тревожное настроение. Ночью слышалась орудийная пальба. Это Розанов громил восставших егерей, засевших в здании Коммерческого училища. Победа опять на его стороне. Тем не менее боевые силы Розанова тают. Обнаружена сильная пропаганда среди юнкеров инструкторской школы. Безусловно верны только гардемарины278.
События нарастают. Местное земство непрерывно получает постановления войсковых частей и даже партизанских отрядов с заявлением, что «только власть правительства областной земской управы является их властью».
К земской группе, руководимой председателем управы Медведевым, примыкают значительно более левые элементы. Мне показывали сибирского эсера Линдберга, играющего большую роль среди партизан и войсковых частей.
Генерал Оой, кажется, тревожится петициями, поступающими от войск и партизан к земству. В беседе со мной у него мелькала мысль о разоружении русских войск. Я заметил, что это будет очень похоже на вмешательство в русские дела. Общего вооруженного выступления пока нет, егеря разоружены Розановым, да и вообще отобрать что-либо, в том числе и оружие, гораздо труднее, чем дать. Замечание мое оказалось убедительным.
Видел Розанова. Он настроен воинственно, надо думать – надеется на активное содействие Японии. Расчет недостаточно верный, особенно если принять во внимание противодействие американцев и чехов, симпатии которых, или во всяком случае симпатии их представителей, всецело на стороне земства.
Розанов в разговоре заявил, что он видит только два выхода из создавшегося положения: или большевики, или «Боже, царя храни» и что он всецело за второе. Заявление это, несомненно, предназначалось для небольшой группы сидевших у него гостей. Я никого не знал из них – это, как он объяснил мне, поддержка Розанова – крайняя правая местной общественности.
Владивосток. 26 января
С утра оказался под домашним арестом. Часового не было, у дверей со стороны коридора стоял какой-то прапорщик. На мой вопрос: кем и за что я арестован – мой страж ответил, что это распоряжение коменданта крепости, и тут же добавил: «Я, ваше превосходительство, здесь, собственно, ни при чем; мой отец – управляющий дворцом одной из великих княгинь, и мне моя настоящая миссия крайне неприятна».
Выходя в коридор, я успокоил его, заявив, что, раз это служебное поручение, он тут действительно ни при чем.
Вернувшись в номер, стал спокойно ждать, что будет дальше. В дверь заглянул знакомый по Токио Л., он теперь на службе у японцев, его ко мне не пропустили. Молодой, крайне болезненный поручик Щ., который был приставлен ко мне штабом войск, пришел с пропуском (значит, арест всерьез) и сообщил, что в 12 часов у меня будет сам комендант крепости.
Действительно, около полудня постучали; стороживший меня прапорщик доложил, что просит принять комендант крепости генерал Вериго.
Я несколько удивился подобной любезности и заметил, что у арестованного только одно право – не разговаривать с посетителями и что против визита коменданта я ничего не имею.
Вошел Вериго, молодой, весьма энергичный с виду генерал. Он очень извинялся за причиненное мне беспокойство, которое будто бы вызывалось необходимостью предупредить возможные в отношении меня неприятности со стороны юнкеров инструкторской школы, недовольных моими посещениями здания земской управы.
Вериго сообщил также, что бунтовавшие егеря уже разоружены; четверо ранено. Подробно развивал передо мной намерения атамана Семенова, который будто бы вполне сознает необходимость соглашения с общественными кругами.
«Вы, кажется, собираетесь проехать в Читу, там вас ждут». – «Нет, это выдумки газет, я пока никуда не собираюсь», – ответил я генералу.
Вериго раскланялся и, еще раз извинившись за беспокойство, любезно заявил, что я совершенно свободен.
В создавшейся во Владивостоке обстановке, может быть, это действительно была любезность. Здесь теперь столько охотников за черепами, и идейных и корыстных. Я как-то не останавливался до сих пор на этой стороне вопроса. Первый опыт обошелся не особенно дорого: пришлось ликвидировать несколько заметок, касающихся текущих событий.
Владивосток. 27 января
Сегодня еще тревожнее, чем вчера. 35-й егерский полк ушел с офицерами в Никольск-Уссурийск, где и присоединился к местному гарнизону, враждебному Розанову. Полковник Ф., мой ученик по академии, командует здесь артиллерийским дивизионом; он рассказывал о положении вне Владивостока, оно не оставляет и тени иллюзий для власти.
Комендант гостиницы приходил с приказом Розанова, которым все офицеры, врачи и военные чиновники обязывались собраться в морском штабе для информации о положении дел в связи с событиями в Никольск-Уссурийске, который, по вчерашнему бюллетеню, занят большевиками. Был у Г. – они в тревоге.
Владивосток. 28 января
На вчерашнем вечернем заседании городской думы, в связи с усилением вооруженных сил Японии на Дальнем Востоке, 47 голосами против одного вынесена резолюция против интервенции. Овации по адресу председателя областной земской управы Медведева. Правое крыло думы отсутствовало. Несколько раньше по тому же вопросу я получил резолюцию расширенного заседания Бюро кооперативных организаций во Владивостоке от 18 января 1920 года; с участием представителей: «Центросоюза», Московского Народного банка, «Закупсбыта», Союза приамурских кооперативов, Общества потребителей служащих и рабочих Уссурийской железной дороги, «Экономиста», сибирского «Коопстраха», Союза потребительских кооперативов юга России, «Амурского кооператора», Южноуральского союза кооперативов, Центрального продовольственного бюро железных дорог «Продпуть», Уральского союза потребительских обществ. Вот эта резолюция:
«Бюро кооперативных организаций во Владивостоке в расширенном заседании 18 января сего 1920 года, с участием представителей нижепоименованных организаций, имея в виду усиление вооруженных сил Японии в Восточной Сибири, в связи с прекращением общесоюзнической интервенции в России, полагает:
1) Кооперация, являясь по существу своему политически нейтральной, не принимающей участия в текущей политической борьбе, кровно заинтересована в существовании и создании таких условий государственной жизни, при которых ее работа, для обслуживания интересов миллионов населения, протекала бы нормально, и не может молчать, когда возникает угроза единству, национальному существованию и независимости России.